цвета волос, хоть и под ними была размазана тушь, я смог разглядеть силу их притягательности. К тому же, в них была жуткая страсть, море желания, в котором она старалась утопить меня, думая, что мое имя Люцифер!
Девушка оперлась руками на стол и, словно только что родившаяся змея, пошатываясь, выгнулась и уставилась на меня. Ее грудь коснулась столешницы, а спина прогнулась, выпячивая круглую задницу, от вида которой, по-видимому, я должен был сойти с ума. Она постоянно демонстрировала свой язычок, то выворачивая его в разные стороны, то облизывая губы, и все время извивалась. Получалось хорошо и немного забавно. Пока я молча наблюдал представление раненого павлина, в моем теле не вздрогнула ни одна мышца, я был почти равнодушен к ней. Мне не хотелось ее, и наконец, когда мне наскучило наблюдать стриптиз, я встал и подошел к ней, разглядывая ее лицо с долей сарказма.
– Доброе утро! Меня зовут Гавриил! – представился я.
Ее глаза округлились, в них пропала вся страсть, а вместо нее появилась неловкость и обиженное смущение. Руки интуитивно поползли прикрывать грудь, которая и так была прикрыта лифчиком, была бы не прикрыта, танец кобры был бы значительно интереснее. Я видел, что ей стало очень стыдно и в то же время она не могла понять, почему я раньше не сообщил ей свое имя.
Я улыбнулся, еще раз взглянул на нее и вышел из кухни, тихо посмеиваясь над совиным лицом. Какая ей разница, Гавриил или Люцифер? Рожи-то одинаковые, да и не только рожи, физика тоже не знала отличий. Я даже был уверен, что если бы я залез к ней в постель, она бы не заметила разницы.
Из-за закрытых темных штор в комнате стоял серо-голубой мрак, в котором Роза, как идеально слепленная статуя, наслаждалась сном. Я остановился, тихо закрыл за собой дверь и опустил глаза. В тот момент Роза больше всего мне напоминала ангела. В голубом и грязном освящении она была покрыта таким же цветом, он придавал ей еще больше нежности и мягкости. Мне так захотелось взять ластик и стереть эту наигранную часть искусства. Я не хотел отказываться от реальности, постоянно шепча в голове, что она – не ангел. Я был влюблен, но пока еще не любил и я даже не знал, что делать дальше: мне хотелось спать, но я боялся ложиться, боялся разбудить ее. Я тихо стоял и проклинал свою слабость. Мое существование в тот момент было для меня ничтожно жалким. Поиметь то, что хотел, а потом трястись над этим в боязни причинить какой-либо дискомфорт.
***
Середина декабря. Это было время, когда доблестные профессора начинали пугать нас «хвостами» и «недопусками».
У меня было пару «хвостов» у мистера Кретча, по его несносному предмету: я должен был сдать пару контрольных, которые завалил на семинарах.
Еще один долг я схватил у Лафортаньяны. Кстати, мерзкая стерва гнобила всю группу. Ребята с опаской подшучивали над ней в курилке, говоря, что она злая, как собака только потому, что у нее мужика нет. Тогда я не очень понимал, какую связь
