это «молчание» Эрагона, вдруг задвигалась на своем табурете и сказала:
– Что ж ты молчишь? Девочка выглядит точно так же, как и прежде! У тебя что, ничего не получается, да? Нет необходимости скрывать от меня правду, Эрагон; в свое время мне приходилось иметь дело со случаями и похуже этого.
Эрагон удивленно поднял бровь и мягко заметил:
– Но работа еще даже не начиналась.
Гертруда тут же притихла и снова скорчилась на своем табурете; потом извлекла из своей сумки клубок желтой шерсти, недовязанный свитер и две блестящие вязальные спицы. Ее пальцы двигались с невероятной быстротой умелой вязальщицы. Ровное, ритмичное позвякивание спиц успокоило Эрагона; этот звук он часто слышал в детстве, он ассоциировался у него с сидением вокруг очага, с холодными осенними вечерами, с рассказами взрослых, которые покуривали трубку или пили темное пиво после сытного ужина.
Наконец, когда они с Сапфирой решили, что составленные заклинания полностью безопасны, Эрагон почувствовал некую уверенность в себе и надежду, что не споткнется, произнося тот или иной непривычный звук древнего языка. Сапфира всячески его поддерживала, и он уже приготовился произнести первую магическую фразу, как вдруг снова заколебался.
Он вспомнил, что эльфы, с помощью магии «уговаривая» дерево или цветок приобрести ту или иную форму или желая как-то изменить собственное тело или же тело другого существа, всегда исполняли задуманное заклинание в виде некой песни. И теперь ему казалось, что и он в данном случае должен поступить примерно так же. Однако он был весьма плохо знаком с эльфийскими песнями, хоть их и существовало великое множество, и, пожалуй, ни одну из известных ему эльфийских мелодий не смог бы воспроизвести достаточно чисто, не говоря уж о том, чтобы учесть всю ее красоту и сложность.
И вместо эльфийских мелодий он решил воспользоваться незатейливой песенкой, которую помнил с раннего детства – это была колыбельная, которую в раннем детстве пела ему тетя Мериэн еще до того, как ее унесла болезнь; этой колыбельной женщины Карвахолла с незапамятных времен убаюкивали своих малышей, уложив их в кроватку или колыбельку. Мелодия ее была проста, легко запоминалась и звучала так ласково и спокойно, что, как надеялся Эрагон, она непременно успокоит и усыпит и эту малышку.
И он запел нежно и негромко, позволяя словам как бы самим неторопливо катиться вперед, и голос его разлился по палатке, точно тепло от горящего очага. Но прежде, наклонившись к девочке, он сказал ей на древнем языке, что он ее друг и хочет ей добра, а потому она должна непременно ему доверять.
Малышка чуть шевельнулась во сне, словно отвечая ему, и ее крепко стиснутые кулачки немного расправились.
Затем Эрагон спел первое из своих заклинаний: довольно простое, состоявшее из двух коротких предложений, которые он повторял много раз, точно молитву.
И маленькая розовая впадина в том месте, где соединялись края разорванной губы девочки, слегка задрожала,
