Еще бы, оно и понятно: Профессор целую зиму сам, в стороне от остальных, рыбачит. Уловом никогда не хвастается, но и место за всю зиму ни разу не поменял. Значит, не зря рыбачит. Значит, что-то там не так. Вернее, все там так. Как удержаться и не проверить. Чудак-человек! Хотя… Рано или поздно этого все равно следовало ожидать. Рыбаки – народ ревнивый. Вот только, приятель, сдается мне, все-таки скорее поздно, нежели рано».
Гавриленко улыбался, безмолвно произнося эти слова от имени Кузьмича, подражая манере его произношения. Однако он ускорил шаг. Ему и самому не терпелось убедиться в своих предположениях. «Кто же здесь еще мог свежую дорожку протоптать? Кузьмич. Определенно, Кузьмич. Гляди, как наблюдал за моей реакцией. До последнего смотрел. И лицо опустил, когда я на него внезапно глянул. Хотя… Не пойман – не вор. Это ж давно известно. Может, и не Кузьмич вовсе? Чего зря на человека напраслину наводить. Может, еще какой конкурент нашелся? Ну, конечно. Так и есть. Лунки явно вчера пробивали».
– Так, так, значит, когда мы отдыхаем, кто-то пользуется плодами нашего труда.
Конечно же, это шутка, сказанная вслух. Или Гавриленко просто хочется, чтоб это было шуткой. Ну, в самом деле, не хватало еще обижаться из-за того, что кто-то в его отсутствие здесь порыбачил. Наоборот, спасибо нужно сказать незнакомцу, сэкономившему силы бывалому рыболову, освободившему его от необходимости потеть и ковырять лед заново.
Другое расстраивает. Натоптано, словно здесь не рыбаки рыбу ловили, а папуасы ритуальные танцы устроили. Нет, Кузьмич так не рыбачил бы. Даже профессионального взгляда не нужно, чтоб понять: сюда определенно новичка занесло. И сомневаться не стоит, стопроцентный новичок! Наслушался баек от рыбаков – и сам туда же. Смотри, какую лунку раздолбал, словно стокилограммового сома хотел вытащить. Да еще, бедняга, видать, и пораниться успел – вон капли крови на льду замерзли. А может, это рыбья кровь? Может, действительно, повезло человеку кое-чего поймать.
Александру Васильевичу надоело играть в Шерлока Холмса. «Да и черт с ним, с этим новичком. В конце концов, не за уловом сюда пришел: на природе побыть, мысли в порядок привести. Пока еще можно на лед выйти. Пока весна окончательно не наступила».
Он вытащил из чехла пешню и ковырнул ею слегка затянувший лунку лед, выбросив его наверх. Затем перевернул свой инструмент и бережно протер рукавицей металлическое окончание. С тех пор, как эта пешня появилась у него, он не переставал ею восхищаться. Еще бы! Гавриленковская пешня – его гордость. Он ее заказывал по собственным чертежам, так сказать, исходя из своего разумения, опыта и подхода к делу. Гавриленковская пешня – это мощная и вместе с тем аккуратненькая дубовая палица с насаженным на нее металлическим наконечником трёхгранной формы, который на кончике заканчивается небольшой, сантиметра на два с половиной, лопаткой. Можно даже патент выписывать. Очень удобно! Ох, если бы кто-то мог сосчитать, сколько лунок эта искусница за свое существование сделала! Да как
