к мисс Обри-Финч, напомнив себе, что не стоит позволять себе так невежливо отвлекаться.
– …и я искала во всех военных госпиталях и больницах, куда привозили раненых, – сказала она.
Сестра Болтон поняла.
– Конечно. Ваш отец? Брат? – спросила она.
– По правде говоря, ни то, ни другое. Очень дальний родственник, – сказала она, а затем добавила: – Настолько дальний, что скорее друг, чем родственник… очень дорогой друг.
Сестра – она была старше посетительницы – одарила ее ободряющей улыбкой, сразу же догадавшись, как тяжело семье вести подобные поиски. Столько надежд, и каждая новая попытка заканчивается разочарованием.
– Разумеется, он вам дорог, раз вы через столько прошли, чтобы его отыскать. – Она увидела, как девушка вздрогнула. Пенелопа Обри-Финч была поразительно хороша – точно хрупкая бабочка, – и сестра Болтон задалась вопросом, почему эта молодая женщина приехала в госпиталь одна. – Вас кто-нибудь сопровождает?
Мисс Обри-Финч улыбнулась и покачала головой:
– Нет. Я взяла на себя ответственность самостоятельно найти своего кузена Лекса. Меня ждет автомобиль.
– Лекса? – Она нахмурилась. – Можете поставить свой зонтик здесь, чтобы он обсох. Пойдемте со мной. – Она попросила в приемной маску и передала ее богатой посетительнице. – Это всего лишь мера предосторожности, но не могли бы вы это надеть? В стране эпидемия гриппа, и мы просим об этом всех гостей.
Женщина кивнула.
– Спасибо. Я уже привыкла прикрывать лицо, – сказала она, совершенно не обеспокоенная этой предусмотрительной просьбой.
– Из вас получилась бы прекрасная медсестра, – заметила сестра Болтон, жестом приглашая гостью следовать за собой.
Пенелопа Обри-Финч двинулась за ней следом, и пока они шли, двигаясь по коридорам, обсуждали ее возвращение из Белгравии, где ее родители проводили праздничный сезон.
– Моя семья живет в Йорке, но я училась в Лондоне и в Швейцарии и, похоже, лучше всего чувствую себя на юге.
– Конечно, – ответила сестра Болтон, представляя себе привилегированную жизнь этой молодой женщины, которой едва ли было за двадцать, но испытывать неприязнь к мисс Обри-Финч и ее пьянящему аромату, безупречной одежде, изящным манерам и особенно ее жизнерадостному обаянию было практически невозможно.
– …отказались все, кроме меня. Я верю всем сердцем, что он все еще жив. Возможно, ранен.
– Я понимаю.
Она провела посетительницу в «столовую», как медсестры называли помещение, в котором сейчас проходила основная часть праздника, хотя народу стало поменьше: дождь прекратился, и люди вышли в сад, чтобы посмотреть на выпущенные в небо воздушные шары.
– Вот, моя дорогая. Здесь все, кроме самых тяжелобольных. Вы не видите своего кузена? Хотя должна предупредить, что у нас нет никого по имени Лекс.
Мисс Обри-Финч
