бродит и поднимается прямо на глазах; когда-то Ивашка делал обручи для этой кадки – обручался с ней, как он шутил.
Вытирая руки о фартук, Хрусталина Харитоновна вздохнула.
– Садись, поешь, сынок. Где ты пропал?
– Да вот – нашёлся, – ответил он опять-таки излишне бодро.
– Одежонка у тебя, – заинтересовалась матушка, присматриваясь. – Как монах какой…
Опуская глаза, Подкидыш чуть не ахнул – только теперь заметил. «Старик-Черновик?! Значит, не приснилось? Как это я раньше не обратил внимания…»
Хмуро глядя на парня, Великогроз Горнилыч облизнул деревянную ложку, будто собираясь треснуть ею по лобешнику сына, как в детстве бывало.
– Ну что? И долго это будет продолжаться?
– Тятя, – Ивашка улыбнулся. – Ты об чём?
Кузнец не расслышал его бормотанье, гневно прихлопнул по столу чугунно-тяжёлой рукой и взялся высказывать все, что накипело на душе. Иван, смущаясь и потея, пытался что-то возражать, но Великогроз Горнилыч, полуоглохший в кузнице, уже совсем не слышал от волнения – кровь кидалась в голову. Отец покраснел густыми пятнами, точно из бани пришёл, а затем бледнел и покрылся каплями крупного пота, как бывало у горна, где стоял, махал пудовым молотом. На душе Великогроза давненько уже великая гроза собиралась в отношении этого несчастного Подкидыша. Громыхая голосом и крупным кулаком, он припомнил всё, что было и чего не было.
Тяжело работая «мехами», задыхаясь от возмущения, кузнец поставил точку в разговоре:
– Всё! Хватит бить баклуши! Хватит шаромыжничать!
– Я ни одну баклушу ни разу не ударил, – ответил Ивашка, простодушно хлопая глазами. – Ни одна баклуша ничего худого мне не сделала.
– А тебя не мешало бы отдубасить! – Кузнец опять шарахнул кулаком по столу – самовар-генерал покачнулся, затанцевали стаканы, чашки и вилки с ложками забрякали. – Где балалайка? Пропил?
Ивашка растерялся, не ожидая такого вопроса.
– Во дворце балалайка осталась. Меня приглашали… Великогроз Горнилыч презрительно глянул – как орёл на муху.
– Во дворцы приглашают? – Язвительно хмыкнул. – А на пашню? Нет? Ну, так я приглашаю. Хватит дурью маяться. Не хочешь работать на кузне – неволить не буду. Бери соху, коня…
– Конь у меня есть уже.
– Краденый, что ли? Или с цыганами дружбу завёл?
– Нет. Пегас у меня. – Ивашка расправил плечи. – Я хочу работать на своих полях.
– На каких это – своих? – удивился отец.
– Скоро узнаешь. – Подкидыш подкрутил свои жиденькие усы и неожиданно заявил: – Я учиться поеду!
Ложка застыла в руке у отца – наваристые щи на стол закапали.
– Это куда ж ты намылился? В Стольный Град?
– Скоро узнаешь…
– Что ты заладил: «узнаешь, узнаешь! – Разгневанный кузнец отбросил ложку. – Ну,
