боже, зачем было вызывать его? Теперь Алекс чувствовала себя виноватой и хотела, чтобы он уехал. Он был ей не нужен, ей никто был не нужен. Она ошиблась, поддалась игре воображения. Ведь так? Но она хотела убедиться. По крайней мере, ей стало спокойнее, когда рядом появилось другое существо. Во всяком случае, она чувствовала себя в безопасности.
Она приготовила кофе, принесла в гостиную. Сердито выхватила из руки Дэвида стакан с виски.
– Выпей это; ты мне нужен трезвым. Нам надо поговорить.
– Я могу переночевать здесь.
– Нет, это ни к чему.
– Это мой дом.
– Дэвид, мы же с тобой договорились.
Он посмотрел на кофе и сморщил нос. Господи боже, подумала она, он и в самом деле стал похож на одного из краснолицых буколических фермеров с книжных иллюстраций. Как человек может так быстро измениться? Всего за пару лет. Или он менялся гораздо дольше, просто она не замечала? Он здесь был чужаком, безнадежно выбившимся из этой атмосферы. Ей приходилось прилагать все усилия, чтобы вспомнить, что именно Дэвид обустраивал этот дом, здесь во всем виден его вкус, здесь его мебель, его любимые цвета. И в то же время она чувствовала себя с ним в безопасности, словно в присутствии большого неуклюжего медведя.
Она присела рядом на подлокотник кресла, пытаясь привести в порядок мысли, успокоить чувства. Дэвид с шумом прихлебывал кофе. Она виновато крутила в руках стакан с виски, потом тихонько поставила рядом с ним.
– Тебе это может показаться странным, но мне сдается, что Фабиан все еще где-то здесь.
– Где-то здесь? – Дэвид посмотрел на нее и нахмурился.
– Да.
– Ты хочешь сказать, что не считаешь его умершим?
Алекс взяла сигарету, предложила ему пачку. Он отрицательно покачал головой и вытащил из кармана табакерку.
– Я был в морге. Провел шесть ужасных дней во Франции с телом моего сына… нашего сына.
– Но ты его не видел?
– Нет, слава богу, этого не потребовалось. И в любом случае мне бы не позволили – сказали, что он слишком сильно…
Алекс пробрала дрожь.
– Дэвид, я знаю, что он мертв. Но я… не знаю… я вроде как чувствую его присутствие.
– Ты всю жизнь будешь его помнить… мы оба будем его помнить, и это естественно.
– Ты не думаешь, что твой сон в то утро, когда он погиб… и твой, и мой… ты не находишь в этом ничего странного?
Он открыл табакерку, вытащил папиросную бумагу. Она смотрела на его неловкие руки, желтые пальцы, грязные ногти.
– Совпадение. Может, телепатия; у моей матери случилось что-то подобное во время войны, в тот день, когда убили отца. Она клялась, что видела его – он сидел под живой изгородью в конце дорожки. Она ходила к медиумам, в доме устраивались сеансы, и она заявляла, что регулярно разговаривает с ним.
– И что он говорил?
– Ничего особенного. Дескать, там, где он, тоска смертная. В этом-то и вся
