на Форест-Парк-авеню, была последней остановкой утром, по дороге в школу, и первой – днем, на обратном пути. И два года это всех устраивало. Но потом почему-то перестало.
Прошлым летом родители тех, кто жил дальше всех от школы, начали жаловаться, что их дети приезжали бы домой гораздо раньше, если бы автобус не заезжал на Форест-Парк-авеню за Санни. «Почему из-за нее одной должны страдать все остальные?» – говорили они и грозились найти другую автобусную компанию, а на этом автобусе пусть Санни катается сама. Ее родители были потрясены этим, но не смогли ничего поделать. Если они хотели продолжать пользоваться услугами данного маршрута – а они хотели, учитывая, что и мать, и отец работали, – им пришлось пойти на компромисс: маршрут изменили только во второй половине дня. Так что теперь Санни каждый день смотрела, как пролетает за окном ее район, пока автобус стремительно мчится вперед, чтобы высадить школьников в обратном порядке, и только затем возвращается на Форест-Парк-авеню. Учитывая, что их семьи победили в этом противостоянии, другие ребята должны были успокоиться, но Санни вскоре поняла, что все не так просто. Они невзлюбили ее больше, чем когда-либо, потому что ее отец с матерью чуть ли не называли их родителей расистами. «Любительница ниггеров, – шипел на нее какой-то старшеклассник. – Ты и твои родители – любители ниггеров!» Она не понимала, что в этом плохого, но слова его звучали очень оскорбительно.
На общественный же транспорт, в отличие от частных компаний, не повлияешь. Если поездка до «Секьюрити-сквер» занимает двадцать пять минут, включая остановки, значит, ровно столько же потребуется и на обратную дорогу. Общественный транспорт эгалитарен – этому слову Санни научилась у отца, и оно ей очень нравилось, так как напоминало фильм «Три мушкетера» с Майклом Йорком в главной роли. После перехода в старшую школу она планировала пересесть на общественный транспорт и пользоваться бесплатными купонами на проезд, которые будут ей ежемесячно выдавать. Чтобы подготовить ее к этому, родители стали отпускать ее одну в центр города, на Говард-стрит, и в крупные торговые центры. Именно так она и пришла к мысли, что может поехать в «Секьюрити-сквер» и никому об этом не сказать. В общем, Санни уже была сыта по горло автобусными остановками.
Но Хизер почти не ездила на автобусах, поэтому взволнованно подскочила с деревянной скамейки, держа в одной руке деньги на проезд, а другой крепко прижимая к себе свою новую сумочку. У Санни тоже была сумочка из отцовского магазина, плетенная в стиле макраме, но они получали все эти вещи не бесплатно, что бы там ни думали их сверстники. Если только это был не подарок, как в случае с сумочкой Хизер, то им приходилось оплачивать полную стоимость покупки, так как отец говорил, что рентабельность и халява – вещи несовместимые. Это слово, «рентабельность», всегда почему-то напоминало Санни о ее уроках машинописи в школе, на которых она получала ужасные оценки. Просто она всегда проваливала задания, когда нужно было печатать на время. Она делала так много ошибок, что, когда время заканчивалось, оставалась с отрицательным
