той же комнате и эремирный жребий вам – на счастье – вынут…
С края света, прячась в эти годы
вглубь бинокля – старая квартира.
Маленькая девочка у входа
замирает на пороге мира.
Солнца луч замком амбарным схвачен:
«Мама! На перилах, в чёрном – кто там?!»
Смерть вождя маячила, как мяч, но
всё не попадающий в ворота.
Ты
Ты – небо-убежище,
отклик неразделённый,
дверь закрыта в стене
и не хочет открыться.
(Отзвук стены ключу нами потерян).
Ты – просто крыша на небе,
под ней лишь одна стена.
Ты отошёл от стены… И нет ответа
от колыбельной купели и до разверстой —
где Ты? Откуда Ты?
Ты – отторжение и откровенье.
Дом (но ничуть не от мира),
крыша – небо – стена…
Ты далеко за стеной,
но я-то под крышей Твоей.
Ты – еле видимый свет.
О, как долги блужданья в эфире
гроз и дождей световых,
сжигающих, животворящих.
Мольба, ожидание – ключ?
И опять нет ответа,
музыка сфер и круг обжигаемой плоти
от дуновенья – до грома?
Любовь, что скорченной розой
к стене припала,
сорвана ветром с портала.
Ты —
это прибежище и от Тебя.
Бесконечен
гармонический ряд отражений
Ты – я – стена,
сходящийся на небе в точку
Ты – это…
Нам мир представлений —
лишь телеящик цветной,
в котором недолго мы длимся,
мы – силуэты и тени, мы – маски и лица.
Как нам постичь:
«От Адама вершится суд, плач,
и обряд поминальный,
чрез воскрешенье
в живых[16]
до воскресенья из мертвых»
Да будет так. Да исполнится
воля Твоя.
А малое «ты»
так похоже на белку,
на воробья, что клюнул-кивнул, улетая,
Но, как и небо —
сетей, да и мелкой
не терпит оно суеты.
Луч лишь оно, а не пламя,
и медля над нами,
в тумане морском рассветает.
Молитва корней
Путь зрительный, путь нервный, слуховой
и к мiру не приросший образ Твой.
Наш косный путь,
пусть костный, млечный пусть
И Твой, не вобранный в земную плоть,
не пропитавший чёрствый сей ломоть. —
В кость чёрную, ни в голубую кровь
не вдуновенна[17] с жизнию любовь.
Равно чужда и мiру, и уму,
родна нам чудом вопреки всему, —
как голос, что стоит на всём пути:
«Простишь ли нас? Прости меня!.. прости…»
…
II.
Существует тонкое различие между воскрешением (как возвращением к жизни) и воскресением из мёртвых. Воскрешённый Господом Иисусом четверодневный Лазарь через много лет умирает. Воскресшие из мёртвых уже не умрут никогда (всебщее воскресенье). («Ты»)
Слово «вдуновенный» встретилось в одном старинном «Изборнике».
