струю воздуха и вынул из секретера папку с листами формата А-4 и простенькую шариковую авторучку.
В наступившей тишине закрыл дверку секретера. Удивительно, но на сей раз, она не скрипнула. Я мысленно поблагодарил её и уселся на пуф за журнальный столик.
– Одно заделье осталось в жизни, – писать. Пишу уже год, сразу как вышел на пенсию, а прочитает кто-нибудь написанное мной, или не прочитает, поверит в него или не поверит это уже другой вопрос. Хотя… какая разница! Буду писать для себя! – подумал я и услышал Их.
– Пиши! Мы поможем! – сказали Они.
– Вы!.. Как?.. Я, что… ещё сплю? – тряхнув ошарашенной головой, мысленно проговорил я и услышал Их ответ.
– Ты бодрствуешь!
– Но почему я слышу Вас? – вновь мысленно спросил я Их. – Я что, свихнулся?
– Наш голос проникает в тебя не через твой слуховой аппарат, а через твоё сознание. Ты мыслишь, думаешь о нас, вспоминаешь наш разговор и этим самым, того не сознавая, входишь с нами в контакт. Твой разум не закатился шарик за ролик, как сказали бы твои современники. Ты абсолютно здоров.
– Чудеса-а-а! – протянул я шёпотом.
– О чудесах мы поговорим потом, сейчас пиши!
– Что?! Что писать? – вновь мысленно спросил я Их.
– Пиши всё, что приходит на мысль.
– Мысль одна, – сновидение.
– Вот и пиши о своих видениях во сне!
Я раскрыл папку, вынул из неё бумажный лист, взял в руку авторучку и, старательно выводя каждую букву, крупно написал «Голоса». А дальше тупик! В голове мешанина сна и одно жирное слово в застывшем на листе взгляде!
– О чём задумался? – вероятно, увидев мой неподвижный взгляд, проговорили они.
– Ни одной мысли! – ответил я. – И зачем только решил войти в священный для каждого настоящего литератора храм.
– Вошёл, иди! И не сворачивай с пути!
– Не выйдет из меня ничего путёвого.
– Очевидно, без нашей помощи тебе не обойтись, – ответили Они, и тотчас розовый туман скрыл от меня пространство комнаты.
А. Палестина
Я стоял в окружении красных маков, разлившихся по бескрайнему полю до самого горизонта, и не желал верить в моё немыслимое перемещение в пространстве. Когда же факт свершившегося явления дошёл до моего сознания, мне стало не по себе, но особенно дурно сделалось от предположения, что видимый мною мир, возможно не мой. От этой жуткой мысли жалобный стон вырвался из моей груди, голова закружилась, ноги ослабли и тело повалилось в густую траву. Моё сознание помутилось и впало в туманную область.
Как долго продолжалось отрешение сознания от мира действительности – не берусь сказать, но по возвращении его в реальность, я полностью осознал явь и вновь застонал, впиваясь руками в голову.
Очевидно сознание неоднократно
