замерли.
– Ах, ты – падла! – в тишине визгливый голос приблатненного резанул слух. – Гад, позорный! Я тебе кишочки-то выпущу!
Захлебываясь угрозами, зек медленно поднимался со своего стула.
– Брезгунов, на место! – охранники бросились к заключенному, лицо которого корежила дикая злоба.
– Понял? Нет? – орал тот, выбираясь из-за стола, но его уже обступили и заломили руки.
Картавый придвинул к себе миску. Взял в руки хлеб, спрессованный из кусков, которые уже послюнявили чьи-то рты, и, сделав вид, что ему на все плевать, принялся есть. Чинарик взглянул в его глаза и нахмурился. Картавый догадывался: тот увидел в его прозрачных, вызывающих оторопь – как утверждал Рэм, глазах незнакомую угрозу. В столовой вновь застучали ложки, но не так быстро, как вначале. Заключенные, осмысливая увиденное, догадывались: в лагере скоро произойдут события.
ГЛАВА 2
Прижимаясь спиной к стене, Егоров сполз ниже. Рыжий поставил ногу в его сцепленные руки и тот поднял его. Рыжий вытянул кверху руки, пытаясь достать край перегородки. Коридор летнего кафе был узок, дверь, ведущую в зал, откуда доносились пьяные голоса, они застопорили ножкой стула.
– Еще! – еле слышно попросил Рыжий. Егоров приподнял его чуть выше. Вдруг дверь со двора отворилась, и на пороге возник официант – черная рубашка, белая бабочка, его глаза полезли на лоб, он мгновенно метнулся обратно. Егоров сбросил Рыжего с рук, тот выдохнул:
– Рвем?
Они рванули в ту же дверь. На заднем дворе летнего кафе никого не было. Дружно перемахнув невысокий забор, подельники оказались на улице. Егоров мельком заметил у подъезда кафе полицейскую машину. Они бежали вдоль забора, позади взревел двигатель, завыла сирена. Егоров кинулся в переулок, и почти сразу же за ним, визжа шинами, нестерпимо ярко сверкая мигалкой, повернула машина – его заметили! Подхватывая на ходу тяжелую урну, он забежал в подъезд, и бегом вверх по лестничному маршу. Внизу взвизгнули тормоза, дружно хлопнули дверки. Не останавливая движения, Егоров швырнул урну в окно лестничной площадки и тут же кинулся в образовавшийся черный проем вслед за осыпающимися стеклами. Поймав ногами асфальт, он перебежал улицу – ту сторону фонари не освещали. Было слышно, как за домами набирала скорость машина. Егоров бежал под пологом ночи, почти не видя, что у него под ногами, лишь догадываясь, что впереди. Неподалеку истошно вопила сирена, блики мигалки бились по крышам и стенам. Он бежал в никуда – лишь бы скрыться, лишь бы раствориться среди домов, хотя бежать опасно – ночью на улицах полно ментов, можно запросто напороться, а он вроде оторвался от погони, но бешеный ритм бега, больно бившаяся в протоках кровь, не давали сосредоточиться, понукая бежать и бежать, и он бежал, как заяц, попавший под яркий свет фар. Адреналин, придуманный природой лишь для форсажа мышечных усилий, кипел в голове, не давая мозгу работать – инстинкт и разум сейчас мешали друг другу – Егоров никак не мог сообразить, куда свернуть, чтобы укрыться, залечь!
