Странно: стоит подумать о нём, и вся моя хвалёная бесовская решительность проваливается куда-то в пятки. Я ощущаю себя ватной куклой, не способной ни на один толковый поступок. Я замираю там, где застанет меня эта мысль (и замирать приходится очень часто, ибо мысли о нём водят в моих мозгах бесконечные хороводы), и не знаю, что только что собиралась делать, и собиралась ли вообще. Я рассеянно улыбаюсь. Смотрю невидящим взором сквозь окружающих людей. Пропускаю мимо ушей их речи. И ускользаю прочь, в какой-нибудь уютный уединённый уголок, чтоб продолжить грезить наяву.
Вот уже два дня прошло с тех пор, как я приняла решение о необходимости активных действий. Прошло два дня, а я ещё и пальцем не пошевелила, чтобы воплотить свою мечту в реальность.
Но сегодня ночью всё изменится. Я, наконец, вступлю в утерянный рай. Я совершу свой марш-бросок через Рубикон, и неприступные стены Карфагена в одно мгновение рассыплются в прах. Я готова.
Моё окно вызывающе распахнуто в ночь. Я привычно взбираюсь на подоконник. Лунный свет передо мной сгущается, собирается в складки и пологими ступенями спускается к земле сада. Я делаю шаг. Скольжу по ступеням. Вниз по небесной лестнице… Так языческие, ныне прОклятые, богини спускались к смертным. Богини, ставшие теперь символами прелести и безнравственности. Богини, которым поклоняются нынешние Римские Папы.
Я иду, чтобы дарить лучшее, на что способна. Чтобы отдать самое ценное из того, чем располагаю: себя. Чувства переполняют меня, их слишком много, и если я немедленно не поделюсь ими, то рискую в них утонуть.
…Я знаю, где он живёт: разведала накануне. Он живёт совсем один, в собственном маленьком домике, в пяти минутах ходьбы от храма. Там нам не помешает никто.
Я ступаю по земле, но не чувствую её под ногами. Знакомые переулки кажутся преобразившимися, многозначительно-торжественными.
Наверное, Виктор уже спит – ведь время близится к полуночи. Полная луна расплывается пятном света в облачной дымке. Воздух влажен и терпок. В нём копится напряжение, предвещающее великую перемену в моей жизни.
…Вот и цель моего пути: неказистое каменное строение, окружённое с боков узким палисадником. Останавливаюсь перед дверью. При свете дня было бы заметно, что краска на ней во многих местах облупилась, а древесина старая и рыхлая. Дверь заперта изнутри. На засов. Глупая железка, зачем она пытается предотвратить неизбежное? Последний бастион на пути победоносно шествующей великой армии. Последний форт перед полчищем, имя которому – легион. Этот засов, эта дверь, эти стены – как жалкая горстка защитников уже не существующего государства. Их столица уже захвачена, земли разграблены, правитель пленён; они сами обречены и прекрасно это понимают. Но продолжают из последних сил, по инерции, выполнять свой воинский долг, пока милосердная рука победителя не освободит их от всех тягот, связанных с земным существованием.
Я
