младшенького Феодосия Петровна сама, – она отправила его в Смоленск под присмотр брата, Владимира Петровича Карабанова. Не случайно мотив жизни у родственников присутствует в романе «Подлипки», – Володю Ладнева тоже 10 лет забирают из дома, дорогого ему с раннего детства, из Подлипок (прототипом которых явно было Кудиново) к дяде. Реальный дядя (как и дядя из романа) был богат (ему принадлежало несколько имений под Вязьмой), имел звание генерал-майора, у него был единственный сын от первого брака, старше Константина. Феодосия Петровна надеялась, что брат поможет Константину встать на ноги. К сожалению, этого не произошло: Владимир Петрович скоро, Великим постом, умер. Константин закончил учебный год и уехал на лето в Кудиново.
Впрочем, вторая жена умершего Карабанова, Анна Павловна (в девичестве – Охотникова), овдовев, не отвернулась от родственников мужа. У нее не было своих детей, зато был добрый нрав, время и некоторые средства, чтобы помочь Константину. В имении Спасское-Телепнево, владеть которым после смерти дяди стала его вдова, Константин и Феодосия Петровна гостили каждый год, – расположено оно было в девяноста верстах от Кудиново. Следующую зиму Константин провел в петербургском доме Охотниковых, летом же 1943 года стал усиленно готовиться к поступлению в Дворянский полк. Конкурсный экзамен он выдержал успешно.
Учился Константин хорошо, аскетический кадетский быт обладал в его глазах определенной романтикой и прелестью, – он любил форму, ему нравились желтые погоны без просветов на плечах, слаженность движений во время строевых смотров. Когда кадеты запевали песню полка – Братья! Все в одно моленье // Души русские сольем… – подросток замирал от восторга. Мечтая, он представлял себя молодым генералом в орденах – чем-то похожим на портрет дяди в материнском кабинете. Но казармы отапливались плохо, сырой питерский воздух заставлял кадет мерзнуть еще больше, – дело закончилось тем, что Константин стал кашлять. Кашель не проходил, к весне усилился, и Феодосия Петровна встревожилась: не чахотка ли? Это слово воспринималось тогда как смертный приговор. В результате в 1844 году – как раз перед тем, как кадеты должны были выехать в летний лагерь (чего мальчик ждал с нетерпением) – Леонтьев был уволен из полка по болезни.
Кудиново после возвращения из Петербурга показалось Константину особенно родным и близким. Длинная аллея, ведущая к дому полиняло-желтого цвета, двор, обсаженный стрижеными акациями, подросший серебристый тополь, посаженный в год его рождения, заставили биться сердце чаще. «Все, что двигалось и дышало здесь, плакало и веселилось – дорого мне», – такие слова о родном имении вложил Леонтьев в уста Володи Ладнева, в котором легко угадывается он сам. «В Подлипках…, – казалось Володе Ладневу, – никто не страдает – все цветет и зеленеет; лай собак, пение петухов, шум ветра многозначительнее, не такие, как в других местах; мужички все, встречаясь, улыбаются, собаки знают меня, и умирать там, должно быть, легче, чем где-нибудь в другом месте!»[24]
Все
Леонтьев К. Н. Подлипки. С. 81.
