безутешным однообразием.
Надин часто думала, что если б встретила Анри теперь, то ни за что не вышла бы за него замуж, но тогда это было единственной возможностью навсегда покинуть тот дом.
– Знаешь, дочка, – промолвила наконец Мария, – ты всегда советуешь мне, что делать, чтобы стать счастливее. Но ведь правда в том, что я свою жизнь уже прожила. А твоя, напротив, еще лежит перед тобой!
– Мне тридцать три! – запротестовала ее дочь.
– Для тебя действительно пока еще все двери открыты. Если ты поступишь умнее, чем я. В тридцать три у меня была уже почти взрослая дочь, и меня бросил муж, бросил после того, как годами превращал мою жизнь в ад. Но…
– Все верно, – перебила Надин, – твоя дочь была уже почти взрослой. Ты была свободна. Но ты не пошевелилась.
Мария со звоном поставила на стол свой бокал с кофе, который она только что пыталась поднести к губам.
– Твой отец, – резко сказала она, – медленно высосал из меня всю силу, энергию и радость жизни. Он разрушил меня. В тридцать три года я была полна горечи и слаба духом, а через пару лет состарилась. А у тебя все иначе. Ты счастлива с Анри. Он прекрасный мужчина. Он с самого начала носил тебя на руках. И нет причин, чтобы ты… – Она внезапно замялась.
– Да? Что ты хотела сказать?
– Честно говоря, ты скверно выглядишь. Это мне уже в твой прошлый приезд бросилось в глаза, а ведь это было восемь недель назад. Тогда была прекрасная погода, и о переходе к осени еще не могло быть и речи. Тем не менее у тебя было похоронное выражение лица… Что произошло? У рта появились складки, которые обычно возникают лет на десять позже.
– О боже, мама! – Надин встала. Она сильно похудела за последние недели и знала, что выглядит ужасно хрупкой. Да еще эта ночь стоила ей последних сил. Она была полна отчаяния и безысходности. – Мама, не трави мне душу. Ты никогда раньше не спрашивала об этом, почему вдруг теперь?
– Никогда раньше не спрашивала? Я всегда хотела знать, как у тебя дела. Я всегда интересовалась. Не думаю, что ты можешь упрекнуть меня…
У Надин разболелась голова. Ее мать нельзя было назвать неинтеллигентной или нечуткой, но она никогда не поймет свою несостоятельность в жизненных проблемах собственной дочери.
– Мама, я ни в чем не хочу тебя упрекать, – сказала Надин. – Но твои вопросы о моем самочувствии ограничиваются обычным «ну, как дела?». На что я отвечала обычным «хорошо» или «нормально». И ты никогда особо не допытывалась, как я живу на самом деле.
Теперь Мария казалась несколько ошеломленной.
– Но ты всегда казалась счастливой!
Надин горько улыбнулась.
– Счастливой! Ты знаешь, что всю свою жизнь, сколько я себя помню, я ничего не желала больше, чем продать Ле-Боссе. Эту яму, в которую ты заперлась и которая стала тюрьмой и для меня. И насколько я сумела продвинуться?
