Фадееву, проявить гуманность и должную чуткость к Марине Ивановне? Он слишком высоко вознесся, он только что приближен… С Цветаевой все сложно. Цветаева не просто эмигрантка, Игнатьев тоже был эмигрант и граф вдобавок, и из какой еще семьи! А его «Пятьдесят лет в строю» печатают под гул рецензий и рокот одобрений, и, ясно, неспроста, для этого была нужна команда, команду дали, и графа принимают в Союзе писателей с распростертыми объятиями. Куприн – Союз писателей его встречает, ласкает, обихаживает. «Союз писателей все меры принимает, чтобы у нас как можно скорее была квартира…» – писала Елизавета Морицевна Куприна. И квартира была. Опять-таки не потому, что этого хотел только Союз.
С Цветаевой же все было не совсем понятно: ее приезд в Россию, какой-то вроде бы негласный, и муж посажен, и дочь. Посаженные не Ежовым, сваленным уже и, может быть, расстрелянным, а новым, только восходящим наркомом Берией, в пенсне, спокойным, самоуверенным, самодовольным, подчеркнуто одетым в штатское. И был он, кстати, на тех самых первомайских торжествах рядом со Сталиным; и шествовал с ним тогда на площадь из Кремля бок о бок, как некогда, еще совсем недавно, вот так же рядом, путаясь в шинели, всегда растерянный, словно бы попал случайно не в ту компанию, шагал ушастенький, с хорьковой мордочкой, жестокий недоросточек Ежов. Об этом тоже оповестили нас газеты. Фадеев близок был к «верхам» и, может, больше знал, а может, близость ослепляла…
Ценил ли он Цветаеву – поэта? Знал ли, понимал? Или считал, или должен был считать, что она пишет стихи, чуждые народу? О том, что чуждо, что не чуждо для народа, партия, правительство взяли на себя право решать от имени народа, за народ все наперед зная, что вредно, что полезно, в каких пропорциях, когда. Для этого был создан агитпроп ЦК. И целая когорта специально натасканных «партгувернеров» в обкомах, райкомах и горкомах – блюли народ и строго выполняли постановления ЦК. ЦК давало указания, что можно, что не можно в газетах, в кино, в театрах, в музыке, в литературе и искусстве. Оно дозировало, оно планировало, оно воспитывало… Ну а генсек Союза писателей?[30] Генсек тоже получал инструкции ЦК и указания ЦК; бывало, он, конечно, ошибался, бывало, поступал и вопреки, как думал сам, и ему за это нагорало, и он уходил в запой, или, как говорил Твардовский, – «водить медведя…». Но в общем-то он твердою рукой вел Союз писателей по курсу, проложенному партией и лично товарищем Сталиным.
Он был одним из «видных организаторов литературы» – так сказано о нем в энциклопедии. Организовывать литературу – казалось бы, на первый взгляд, нелепая, невыполнимая задача. Истинно литература – то Божий дар! Тут партия, правительство бессильны, и вопреки постановлениям и проработкам, и вопреки убийству – она живет без монументов и наград. И все же политика партии в области организации литературы оказалась «мудрой»…
Как раз те годы, 1939–1940-й, когда Марина Ивановна появляется в Москве, и были вехами в «организации» литературы. Сначала, правда, был 1934-й – тогда потушен был пожар двадцатых, хотя
Генсеком (генеральным секретарем) Фадеев был с 1946 по 1954 г. В 1939 г. должность руководителя Союза писателей называлась иначе. Но впоследствии эта кличка «генсек», или «генеральный», к нему так прилипла, что, вспоминая, невольно называешь его генсеком.
