style="font-size:15px;"> – На сто, благодетель, – ответил, хлюпая носом Басманов.
– Держи, Кашка, – протянул царь перстень парню. – Дал бы более, да, вишь, нет. Жалую сей же час опричником. Земельку земскую тебе потом подберу.
Казалось, Дмитрий всё ещё не верил, что перед ним государь всея Руси, которого в народе величают то Мучителем, то Грозным.
– Не надобно мне, – отстранил он руку с подарком. – Я ить не за деньги стоял, а за правду.
– Царево подношение отвергаешь?! – вскипел моментально государь.
– Точно, Грозный, – ухмыльнулся парень. – Коль ты царь и опричником нарек, возьми лучше к себе, предан буду.
– Хм. Шустер. Поглядим. А тебе, Федька, вот моя благодарность.
Царь со всего размаху ударил Басманова ладонью в лоб. Тот отскочил к стене, споткнувшись о лавку, растянулся на полу.
– За что, государь?
– Не смей более меня ослушиваться. Ишь, надумал за царем следить! Твое дело собачье – приказали, выполняй.
Народишко в корчме все это время сидел притихший, не смея пошевелиться. Кабатчик и вовсе превратился в соляной столб, а когда царь «отблагодарил» Федора принялся беспрестанно икать.
Царь подошел к нему.
– И с тобой за хлеб-соль расплачусь, Иван сын Григорьев. Ну-ка, Федька, что там у тебя на деснице еще блещет?
Басманов не заставил себя ждать. Быстро стянул с пальца на другой руке перстень, правда, не такой богатый, протянул целовальнику. Тот низко поклонился сначала царю, потом опричнику Басманову.
– Что с обидчиками паскудными делать? – спросил как ни в чем не бывало Федор. – Сразу на кол посадить, али для начала попытать?
Государь устало махнул рукой:
– Да ну их, утопи просто в ближайшей речке и всё.
– Слушаюсь, Иван Васильевич.
– Отпустил бы ты их, – подал голос молодец Кашка.
– Как так? – раздул ноздри царь. – Для чего же воров-то отпускать?
– Да какие они воры? Так, ерпыли брыдливые. Ты ить и вправду дел бесчестных немало наворотил.
– Что?! – вскинулся Басманов и пошел на Дмитрия. Но царь его остановил.
– Ну, продолжай, – сказал он.
– Ослобони их, пусть помнят великодушие твое царское и об том народу рассказывают.
– Может, еще и наградить?! – не унимался Федор. – Они властелина Третьего Рима чуть живота не лишили!
– Награды, конечно, не достойны, веревки достойны. Но милосердие сильнее кнута.
– Ишь, мастер какой словесный. Тебе бы в монахи, а не кромешники. Отпустил бы, да ить при смерти я. Разве не слыхал? Разнесут, что здоровый. А то мне не надобно.
– Чудно. К чему тебе это? Хотя, то твое царское дело. Токмо кто им поверит, что они с самим царем в захолустным кабаке за одним столом сидели, да еще убить его собирались?
– Ладно, жизнь отнимать не стану, но и воли не дам. Федька, определи псоватых на Сьяновские каменоломни. И все! А ты…
