жирными пальцами отправил его в рот. Рыбья густая слизь стала падать с бороды на кафтан, вытирал его рукавом. Ел аппетитно, с причмокиванием, как будто не деловой разговор был между ним и князем, а дружеская посиделка.
В очередной раз насытившись, рыгнул, запил малиновым медом.
– Бакуня! – позвал он.
В тот же миг перед столом вырос верный слуга, такой же огненно рыжий, как и его хозяин.
– Тащи сюда подарочек Курбского, – приказал Скуратов.
Бакуня исчез и довольно скоро вернулся. В руках он держал маленькую серебряную коробочку.
– Уйди.
Когда тиун пропал, Малюта положил коробицу перед князем.
– Передашь это повару.
Владимир Андреевич сощурился. Он был далеко не глуп, сразу понял что внутри. Скуратов уловил его мысли, кивнул:
– Венецианский яд. Им в свое время всех местных дожей перетравили. Действует не сразу, через седмицу, но наверняка.
– Что же сам не передашь?
– Малява на меня зуб имеет, я его супружницу иногда тискаю. Хороша баба, дураку досталась. Может со злости и донести.
– Боязно, Григорий Лукьянович.
– Ну тогда и сиди в своем Романове дурак дураком! – вспылил Скуратов. – А когда Ивашку изведем без тебя, ни на что не рассчитывай.
– Сам что ли царем станешь?
– Молю тя… Куда нам, – осклабился Скуратов. – Выдам, к примеру, свою среднюю Марию или Катьку младшую за Димку Шуйского. Шуйские ведь тоже Рюриковичи.
– Все просчитал.
– А то! Без этого нельзя. Так согласен что ли?
В земляной избе повисла тишина. Только щелкали жиром толстые свечи, да скреблись за дубовыми стенами мыши.
– А ежели смута начнется? – сокрушенно помотал головой Старицкий.
– Непременно начнется, – потер в предвкушении руки Малюта. – Даже хорошо что начнется. Тут-то нам Андрюшка Курбский и пригодится. Придет с польским отрядом и утихомирит народец. Стрельцов подкупим. Многие из них и сами хотят, как за границей. Взойдешь на престол, словно по облаку небесному. Женишь своего Василия на одной из моих дочерей. Породнимся, Владимир Андреевич! Или брезгуешь с опричником, гончим псом связываться? Смотри, – вдруг зло зыркнул он на князя, – не прогадай.
На лице князя заиграла кривая улыбка. Под глазами натянулись морщинки.
– А не боишься прогадать сам, Гриша? Вот сяду на трон и первым делом велю сварить тебя в кипятке на Торговой площади.
– Не боюсь, Владимир Андреевич, не боюсь. Любому самодержцу мой талант понадобится.
– Палача?
– Ага. Кровь – любимая пища царей.
– Ладно! – ударил по столу красными он напряжения ладонями Старицкий. – Или пропадать или… Согласен! И все же неплохо, ежели бы Сигизмунд в ближайшее
