они начали танцевать. Сперва они, правда, были несколько стеснены в движениях и толклись на месте, едва переступая ногами. Но потом он, не переставая танцевать и ловко маневрируя в толпе, вывел ее в сторонку, подальше от ограждения и безумствующей праздничной толпы. Во всяком случае, здесь было посвободней, и люди охотно расступались, освобождая для них побольше места. Куколка видела, что парень отлично знает, что делает, особенно когда он начал танцевать меренгу. Они кружились, расходились в стороны, поворачивались друг к другу спиной, и он то отталкивал ее, то притягивал к себе, слегка, но властным движением, сжимая ей пальцы, и она снова падала в его объятия.
Танцуя, Куколка поймала себя на том, что бездумно смотрит куда-то вверх, на горящие в ночном небе уличные фонари, а на губах у нее играет самая беспечная улыбка. Когда он, раскрутив Куколку, как бы отсылал ее от себя, она нарочито поджимала губы и посылала ему легчайший воздушный поцелуй, и тогда он, смеясь, вновь притягивал ее к себе, как-то незаметно разворачивал, и они в такт музыке стукались ягодицами, а потом он опять ее раскручивал и отсылал от себя.
Сперва он вел Куколку нежно и вежливо, даже когда их тела соприкасались или стукались задами, как того требовал танец. Но затем она почувствовала, как он слегка пожал ей руку, и ответила ему таким же пожатием. Внешне их танец остался прежним, но, когда парень в очередной раз игриво провел руками по ее телу, это была уже ласка, а не просто движение танца; а когда он, с силой резко притянул Куколку к себе и она оказалась плотно прижатой к его горячему телу, она почувствовала, как сильно он возбужден, и это подействовало на нее как удар током.
Город был раскален, как духовка. Одна за другой проплывали разукрашенные платформы, шумела праздничная толпа, и Куколке казалось, что мимо нее следует бесконечная череда мужчин и женщин, пойманных в мираж страсти и беззастенчиво пожирающих глазами бедра, ягодицы, кожу друг друга; каждый поворот головы, каждая оживленная улыбка свидетельствовали о предвкушении наслаждений, которые еще может принести этот вечер. Даже воздух, казалось, стал плотней от разлитой в нем страсти, какой-то почти звериной чувственности. Куколка подумала о том, как раз в год сотни тысяч живых существ на одну лишь ночь собираются вместе и дружно совокупляются.
Послышались аплодисменты, и Куколка вдруг поняла, что хлопают не проплывающей мимо платформе, а им. Теперь уже она не чувствовала себя отдельно от общего праздника; она больше не была только зрительницей, с любопытством наблюдающей за другими, а стала частью этой взрывающейся цветом, шумом и музыкой улицы, частью всего того, что было в этот вечер и прекрасно, и гротескно, и примитивно, и изысканно, что могло внушить и отчаяние, и надежду, что казалось одновременно и хищным, и невинным. И Куколка продолжала страстно танцевать, не задумываясь, хорошо ли она выглядит, с полной отдачей и отрешенностью, откидывая голову назад, смеясь и то ускоряя движения, то нарочито их замедляя, чтобы еще больше подчеркнуть диковатый ритм танца. И теперь уже ее партнер послушно следовал за нею; похоже, и он чувствовал себя частью
