масло. Чай заваривался на травах, которые кашевар – рыжий, маленький мужичок в изобилии находил в лесу. Чаще всего для заварки чая использовалась смородина и таволга.
– Онуфрий, – загребая деревянной шербатой ложкой кашу, обратился кашевар к своему атаману. – Мне показалось, а может и нет, что охранник, который арестантов сторожит, – тот, с длинными черными усами, – на тебя как-то странно посматривает: буд-то признал.
– А ты лишко хайло не раскрывай, а вот между делом узнай «откедова» он. Слышал? – рассердился Сундуков.
– Да ты, Николаич, не «серчай»: поспрошаю. Пока кашу вам сварю всё и разузнаю.
Аккуратно вылизав ложку, Онуфрий снял кафтан, лапти, обмотки и развесил подмокшую одежду и обувь возле костра. В след за ним такую же операцию проделали все члены ватаги.
– Следи, Димитрий, за «одёжой», пока мы отдыхаем, – распорядился Сундуков, заползая в шалаш. Скоро там были уже все ватажники за исключением кашевара.
– А что, Онуфрий, богатеть – то когда будем? – интересуется один из ватажников с бельмом на глазу, с изрытым оспою лицом. – Чай уже Сылву перешли, а Священного дерева всё нет?
– Это ещё не верховья реки Сылвы, вот когда к ней подойдём ещё раз – там эти вогулы и живут, – пояснил ватажнику Сундуков. – Здесь тоже есть где-то вогулы, но они живут от этой дороги слишком далеко. А денег больших мы можем за работу и не получить: лошадь – купеческая, приказчик Лизунов – купеческий, подряд на строительство дороги – купеческий, и даже арестантами купцу помогает командир гарнизона… Думайте?! То-то! Командиру гарнизона за арестантов, работающих бесплатно – дай, начальнику тюрьмы – дай, конвоирам – дай, приказчику, чиновнику – дай, а что нам с вами останется: хрен от кобылы!
– А какой у кобылы хрен? – смеётся один из лесорубов.
– Вот именно, что никакого. Как не крути, а насчёт Священного дерева надо серьёзно «покумекать».
Не успели рабочие благостно вздремнуть, как приказчик подлетел к шалашу и закричал,
– Вставай! На работу пора. Так всё проспать можно!
Мужики начали тихо, с недовольством выползать из нагретого собственными телами шалаша: работать в этой промозглой сырости не было никакого желания.
Молча одели на ноги теплые, не успевшие просохнуть лапти, взяв топоры и пилы, направились к ближайшему взгорку, где шла валка леса. Сундуков отвязал лошадь, взял топор и вагу. У кандальников тоже наступило оживление: зазвенели цепи. Мелкий дождь моросил вплоть до позднего вечера.
Костёр, у шалашей в сумерках горел значительно ярче чем днём: все хотели не только просушить одежду, обувь, но и по настоящему согреться. В такую погоду кашевар разжигал два костра. Между кострами, из жердей делалась изгородь, на которую развешивалась сырая одежда лесорубов. Когда все работники залезли в шалаш кашевар
