имеется возможность рассказать о ней.
Деревушка, которая была недалеко от нас, носила звучное название Уткино, что соответствовало действительности. Вблизи от нее в низине находилось небольшое болотце, с которого то и дело взлетали в серое октябрьское небо дикие утки. Это место меня сильно притягивало. Мне хотелось посмотреть на этих вольнолюбивых красивых птиц поближе. И в то же время это болотце меня чем-то отталкивало и пугало-тогда я еще не понимал чем.
По имени деревушки прозывался и детский санаторий, который уютно расположился поблизости, – всего в двух километрах от того места, где мы с Чотом остановились. Санаторий, бывший барский дом, стоял значительно выше деревни, и до него нужно было тяжело подниматься по крутой, густо заросшей жимолостью горе. Деревня, естественно, находилась в низине, и только церковь Николая Угодника с очень высокой колокольней хорошо просматривалась с любой стороны.
– Нравится здесь? – спросил Чот.
– Еще бы! Классная местность!… А где же все? Где девчонки? Тут же никого нет. Может, ты меня не туда привез? Мы не заблудились?
– Да нет, именно туда куда надо. Я и сам удивлен, что их здесь нет. Мы же договаривались на шесть часов.
– Так где же они?
Глаза Чота беспокойно забегали, как у вора, уличенного на месте преступления. В первый раз в жизни я видел его таким растерянным и нервным. Что-то должно было случиться из ряда вон выходящее, чтобы он почувствовал себя, словно подвешенным над землей. Что бы он, этот привыкший командовать и верховодить еще в детстве всеми мальчишками нашего двора, мог чувствовать себя так неуютно и скованно от одного моего невинного вопроса? Чудес на свете не бывает. Но после того, что я прочел у него на роже, невольно в них поверишь. А может, это мне предупреждение?
Я никогда не был в числе его холуев, но привык относиться к нему с уважением. Покровительство, которое он мне оказывал, выделяло меня среди других его уважателей, среди его свиты. Я этим обстоятельством гордился, хотя в душе не мог не понимать, какой мелкий человек – мой покровитель. Кстати, я с детства жестоко расплачивался за это самое покровительство. Чот любил брать дань со своих подданных. Моя дань заключалась в том, что я почти каждый день обязан был приносить ему шоколадные конфеты, которые я тайно брал, говоря иначе – воровал у матери из буфета. Благо, что в те далекие дни они стоили не очень дорого, и мама, зная о моей «шоколадной» болезни, покупала их намного больше, чем следовало. Если не было шоколадных конфет, Чот охотно брал дань леденцами. Главное для него было то, что я носил их ему совершенно добровольно, что красноречиво указывало на мою полную лояльность. Думаю, он в ней тоже не сомневался, иначе повел бы себя по отношению ко мне агрессивно.
Должен признаться, что покровительство Чота далеко не всегда спасало меня от насмешек и придирок ребят, а бывало и того хуже – тумаков. В окружении Чота я всегда чувствовал себя «белой вороной». По существу, я таковой и был. Чот, если бы захотел, мог сделать
