Вильме массу вопросов о том, как прошел ее день в магазине, будет внимательно слушать ответы и ни разу не перебьет, порываясь рассказать о том, как прошел день у него, в его фирме «Уильямс и Браун», крупном агентстве по недвижимости, расположенном в Оксфорде. Для Вильмы это было в самый раз; она считала, что в мире нет ничего нуднее торговли недвижимостью. После ужина он, не пикнув, уберет со стола, а она будет читать газету. И он будет заискивать перед ней из-за такой вот мелочи – что он зачитался и не снял белье. Вильме было совсем не трудно самой снять белье, она даже любила свежий запах чистого белья, которое сохло на солнце, – но Питу об этом знать не обязательно. Пусть это останется ее маленькой тайной.
У нее была масса таких секретов, и хранила она свои тайны по одной-единственной причине: на войне все средства хороши. Иногда по возвращении домой с работы ей приходилось тратить час или даже два на перепалку с Питом, прежде чем он признавал свое полное и безоговорочное поражение, и она заменяла на карте сражения флажки, его белые – на свои красные. Сегодня бой занял всего две минуты, и Вильму это вполне устраивало.
Она была твердо уверена, что семейная жизнь – это пожизненная военная кампания, а в такой длинной кампании, где не берут пленных, не ждут пощады и вражескую территорию выжигают дотла, такие легкие победы могут быстро наскучить. Но это время еще не пришло, и Вильма вышла во двор с бельевой корзиной на сгибе локтя и сердцем, горящим в груди.
Она прошла уже полдвора и только тогда озадаченно остановилась. А где, собственно, простыни?
Они должны быть видны: большие белые прямоугольники в сгустившихся сумерках, – но их не было. Ветром, что ли, унесло? Чушь какая-то. Днем дул ветерок, но не ураган же! Или их украли?
Но тут поднялся ветерок, и раздался ленивый хлопок. Ага, стало быть, простыни все-таки где-то тут… Когда ты – старшая дочь в нормальной католической семье, где тринадцать детей, ты сразу узнаешь шорох висящего на веревке белья. Но этот звук был какой-то неправильный. Слишком тяжелый.
Вильма сделала еще шаг вперед. Ее лицо, и без того мрачное и угрюмое, как у человека, постоянно ожидающего беды, стало еще мрачнее. Теперь она различала простыни… или что-то, что должно было быть простынями. Но они были темными.
Она сделала еще шаг, и через двор пронесся порыв вечернего ветерка. Прямоугольники выпучились в ее сторону, и прежде чем Вильма успела выставить руку вперед, на нее навалилось что-то липкое и тяжелое. Что-то скользкое размазалось по ее щекам, что-то густое и влажное облепило ее. Словно ее пыталась схватить громадная холодная и липкая рука.
Вильма была не из тех, кто начинает вопить по любому поводу. Скорее наоборот. Но сейчас она закричала – закричала и выронила бельевую корзину. Снова раздался этот невнятный хлюпающий звук, и она попыталась увернуться от темного силуэта, надвигавшегося на нее. Она задела ногой упавшую корзину и упала на одно колено. Только благодаря удаче и хорошей реакции она не пропахала носом влажную землю.
Что-то
