терпеть не могу обманщиков, но признаю твои умственные недостатки, а потому понимаю, что в этой истории замешан кто-то второй, еще хуже тебя. Именно он подкинул эту идею в твою тупую голову, а потому убедил тебя сойти с пути истинного. Ты следуешь за моей мыслью?
– Нет.
Язык Кослоу высунулся вперед, и зубы сомкнулись на его кончике. Палку он держал все так же крепко или даже сжал чуть сильнее.
– Кто решал тебе примеры?
Блейз молчал. Выдавать Джона он не собирался. Все комиксы, все телепередачи, все фильмы говорили одно и то же: «Выдавать нельзя». Особенно твоего единственного друга. И было что-то еще. Что-то, требующее озвучивания.
– Вы не должны меня пороть, – наконец сформулировал он.
– Да? – На лице Кослоу отразилось изумление. – Вы так говорите? Это почему же, мистер Блейсделл? Пролейте свет. Я заинтригован.
Блейз, может, и не понимал тех умных слов, что слетали с губ Закона, но взгляд этот знал очень хорошо. Сталкивался с такими взглядами всю жизнь.
– Вас совершенно не интересует, сможете вы научить меня чему-то или нет. Вы просто хотите, чтобы я чувствовал себя униженным, и вы готовы уничтожить любого, кто хоть немного пытается этому помешать. Это плохо. И вы не должны меня пороть, потому что вы сами поступаете плохо.
Изумление исчезло с лица Закона. Теперь его сменила безумная злоба. Он разозлился до такой степени, что на лбу запульсировала жилка.
– Кто решал тебе примеры?
Блейз молчал.
– Как ты мог правильно отвечать на уроках? Как тебе это удавалось?
Блейз молчал.
– Это был Челцман? Я думаю, тебе помогал Челцман.
Блейз молчал. Стоял, сжав кулаки, дрожа. Слезы текли из глаз, но теперь он не думал, что это слезы жалости к себе.
Кослоу размахнулся палкой и ударил Блейза по руке, повыше локтя. Звук от удара напоминал выстрел из пистолета или револьвера малого калибра. Впервые учитель ударил Блейза не по заду, хотя, когда он был поменьше, ему выкручивали ухо (а раз или два – нос).
– Отвечай мне, безмозглый лось!
– Пошел на хрен! – выкрикнул Блейз; то, что рвалось наружу, наконец-то обрело свободу. – Пошел на хрен! Пошел на хрен!
– Подойди сюда. – Глаза Закона, вылезшие из орбит, стали огромными. Рука, державшая Палку, побелела. – Подойди сюда, ты, мешок Божьего говна!
И Блейз подошел – потому что переполнявшая его ярость уже вырвалась наружу и потому что был еще ребенком.
Двадцать минут спустя, выйдя из кабинета Закона с прерывистым дыханием, которое со свистом вырывалось из горла, и кровоточащим носом (но с сухими глазами и не разомкнув рта), Блейз стал легендой Хеттон-Хауза.
С арифметикой он покончил. Весь октябрь и большую часть ноября вместо кабинета номер 7 он приходил в кабинет номер 19. Блейза это вполне устраивало. Спать
