кнутом? Дворецкий? Адъютант Ганс?
В панике метнулась под лестницу и притаилась в густой тени, задержав дыхание, слушая только удары собственного сердца и стук каблуков по паркету. Остановился? Кажется, да. Я зажала лот ладонью, умоляя, чтобы не заметил, прошел мимо. Шаги возобновились и вскоре застучали над головой, человек поднимался по лестнице. Я с облегчением вздохнула и опустила руку. Как хорошо, что не стала подниматься в спальню! Теперь у меня есть время, чтобы метнуться во двор, а там…
Привстав на цыпочки, я высунулась из тени, повертела головой вправо-влево. Никого! Я подобрала юбки, вздохнула и метнулась прочь.
И тут же влетела в объятия генерала.
– Попались, – тихо шепнул он и, выкрутив мне руку, прижал к себе спиной. – Куда собрались, пичужка?
Жаркое дыхание обжигало щеку. Я набрала воздуха в грудь, пискнула:
– На пом…
Жесткая ладонь зажала рот. Я замычала, тряся головой. Сердце выпрыгивало из груди, в ушах шумело. Я попыталась ударить его каблуком в ступню, как уже делала с Якобом, но лишь нелепо взбрыкнула ногами. Генерал отрывисто рассмеялся и втолкнул меня под лестницу.
– А вы строптивая, фройлен, – проговорил он, дохнув на меня вином. – Не кричите, будет хуже.
Я снова замычала и попыталась укусить его пальцы. Он стиснул меня сильнее, прижал к груди, едва не выламывая руку. Из груди вырвался стон, в глазах помутилось, и как сквозь пелену я услышала спокойное:
– Предпочитаю, чтобы фройлен стонала от страсти, а не от боли. Но если будете кричать, мне придется сломать вам руку. Вы ведь не будете кричать, правда?
Он сжал мое запястье до хруста. Я едва не взвыла, слезы брызнули из глаз, и я затрясла головой.
– Послушная пичужка. Мне нравится, – шепнул на ухо генерал и отпустил руку.
– Прошу, – простонала я. – Мне больно…
Он развернул меня к себе. Я скользнула взглядом по его лицу, увидела собственное отражение в очках: они крепились на тонком кожаном ремешке, обернутом вокруг головы, и я удивилась, как не заметила этого раньше. Вблизи лицо генерала выглядело не таким холеным, скорее уставшим, на щеках была заметна пробивающаяся щетина, между бровями залегла глубокая складка, сжатые губы выражали крайнюю сосредоточенность.
– Вы так юны и прелестны, фройлен, – сказал генерал и провел ладонью по моему лицу. – И совсем не бледная моль, как поговаривают при дворе.
Кто бы так ни говорил, но мне стало обидно за Мэрион.
– Они ошибаются, ваше сиятельство, – ответила я.
– Вот как?
Он не улыбнулся, придвинулся ближе. Мое испуганное лицо скользнуло в отражении его очков, и в них заклубилась золотистая мгла. Я нервно вздохнула, облизав сразу пересохшие губы, и сказала срывающимся голосом:
– Да-да! И вы тоже ошибаетесь! И вы, и фрау Кёне! Я не смогу выйти за вас замуж, никогда!
На лице
