я ему руку. – Маттео.
– Флавио, – ответил он мне горячим рукопожатием. Он был красив и казался еще достаточно молодым для такой взрослой дочери.
– Кьяра, – протянула мне руку его спутница, тоже еще молодая и симпатичная. Взгляд ее словно согревал, и я сразу почувствовал расположение к ней.
Отпустив руку Кьяры, я взглянул на девушку.
– Моя дочь, Клио, – улыбнулся Флавио. Его глаза явно посмеивались надо мной.
– Чао! – махнул я ей рукой как можно более беззаботно.
– Флавио, Кьяра, присоединитесь к нам? – спросил у них Алекс, и я с изумлением воззрился на моего друга.
– Нет, Алекс, спасибо! Нам надо возвращаться. Даниэле останется? – деловито спросил Флавио.
– Конечно, не волнуйся! Я присмотрю за молодежью, – подмигнул ему Алекс, ухмыляясь. Я воззрился на него с еще большим изумлением: мой друг с ним еще и на «ты»?!
– Тогда хорошего вечера, а мы, пожалуй, поедем праздновать, – сказал Алекс. – Флавио, Кьяра, до новых встреч! Клио, чао!
Они помахали нам руками, и я, развернув коня, поскакал прочь, в сторону Сиенского собора. Там мы будем петь гимн в благодарность за победу. Вдруг Риккардо вложил мне в руку соску и бутылочку, и я со смехом засунул себе соску в рот. Считается, что в новой победе на Палио каждый сиенец заново рождается, и теперь все мы вновь стали младенцами.
Нас ждал бесконечный праздничный вечер, который обещал смениться не менее бесконечной и праздничной ночью. В одном из ресторанов был заказан щедрый банкет на сотни персон, и когда я вошел в зал, праздник уже шел полным ходом. В помещении стоял оглушительный гвалт, вино непрерывно лилось в бокалы, повсюду слышался заразительный смех, бесконечные смешные истории, а блюда перемещались от одного сиенца к другому.
Утолив голод и жажду, я расслабленно откинулся на спинку стула, потягивая из бокала вино. Наконец-то, внимание с моей персоны переключилось на кого-то другого, и я мог хоть немного перевести дух. Быть в центре внимания для меня всегда было тяжелым испытанием, но моя профессия не оставляла мне другого выбора.
Вместо того, чтобы полностью отдаться наслаждению победой и праздником, я оказался раздираемым беспокойными мыслями. Когда я не был втянутым в какую-нибудь дискуссию, они моментально словно срывались с короткого поводка и мчались свободным галопом. Образ того седого мужчины в толпе, который теперь казался мне просто плодом моего больного воображения, сменялся образом этой любящей пары, Флавио и Кьяры. Но ярче всех был нарисован образ их дочери. В один момент я даже направился спросить у Алекса, откуда он их знает, и что из себя представляет их дочь. Но, возможно, впервые в своей жизни я остановился на полушаге и пресек свои попытки навести справки о представительнице прекрасного пола, которая зацепила меня. Флавио с Кьярой были очень молоды, а значит, их дочери не более двадцати лет. Нет, я не хочу связываться с ней. Категорически. Потому я вернулся
