в иные предметы, а главное – того энтузиазма, с каким взялись за это дело наши современники. Апциклинг называют передовой технологией, бук-карвинг – актуальным искусством.
Советский плакат
Стоит, однако, посмотреть чуть глубже – и обнаружатся либо самонадеянные декларации, либо добровольные заблуждения, либо эвфемизмы для маскировки истинной сути. Ведь «ненужной», а затем «перерождённой» можно объявить абсолютно любую книгу, независимо от качества, года выпуска, исходной стоимости. Питекантроп не ведал книг – киберкантроп не ведает уважения к книгам.
Борис Гройс в «Топологии современного искусства» (2003) очень точно сформулировал ответ на вопрос: как художник может доказать, что он подлинный творец? «Очевидно, он может доказать это единственным способом – показав, как далеко он зашёл по пути разрушения и редукции традиционной образности, насколько радикальными и иконоборческими являются его работы». И книга – с её живой архетипикой, богатейшей культурной традицией, глубокой социальной укоренённостью – оказывается идеальным объектом для «доказательства» состоятельности современных мастеров.
Работа книжного скульптора Исаака Салазара в бельгийской книжной рекламе «А для чего читаешь ты?»
Но Книга как сакральный объект сама по себе не нуждается в верифицировании и интерпретациях. Отсутствие такой потребности – одна из онтологических особенностей сакрального. Аналогично самодостаточными являются герб, знамя и другие культовые предметы.
Всевозможные разновидности книги как объекта не изменили ни её назначения, ни её синтаксиса за более чем пять веков. Книга как ложка, молоток, колесо или ножницы. После того, как они были изобретены, ничего лучшего уже не придумаешь. Вы не сделаете ложку лучше, чем она есть.
А ещё вот что любопытно. Мы живём в светском обществе, и атеистов в нём всяко больше, чем верующих. Но попробовал бы кто заняться «резьбой по иконам» – его моментально подвергли бы жесточайшему остракизму. На каком-то глубинном, доречевом уровне большинство из нас имеют представления об универсальных запретах, общекультурных табу. Однако при этом книга как икона культуры легко подвергается всяческим посягательствам – хоть под предлогом утилизации, хоть под видом творческого переосмысления. И та же «книжная скульптура» легко используется в рекламе… самих книг. Очередной парадокс современности.
Про сакральность книги можно говорить ещё и как про сакральность человеческого тела: оно неприкосновенно, и никто не вправе нарушать его цельность. Чтобы стать вандалом, достаточно уничтожить всего одну книгу – точно так же достаточно посягнуть на одну жизнь, чтобы сделаться преступником. Книга не нуждается ни в каких преобразованиях и трансформациях – как человек не нуждается в третьей ноге.
К самой
