Рурскую операцию, растерялся. Пока решал, что делать, связь с базой прервалась, а вскоре отряды эсэсовцев заметили и в самом городе.
Посланные им навстречу части были быстро разбиты.
Как сказал один из немногих выживших, американские солдаты не стали стрелять по танкам «Шерман». Когда те появились на фланге, пехотинцы приняли их за свои. А боевые машины спокойно подъехали вплотную и в два залпа разметали позицию оборонявшихся. И почти сразу последовала стремительная лобовая атака.
И очень много солдат сорок пятого пехотного полка США стали трупами.
Выживший говорил что-то о сверхъестественной скорости нападавших и точности их стрельбы. Паттон тогда отмахнулся от этих слов, приняв за фантазии испуганного солдата. К полудню генерал оказался заперт в штабе, а под рукой у него осталось несколько сот бойцов, не понимавших, что происходит, и поэтому сильно деморализованных.
Вскоре наблюдатель доложил о том, что на юго-западе видны клубы дыма и с той стороны доносится грохот взрывов. «Аэродром, – в ужасе подумал генерал. – Эти сволочи добрались до аэродрома!»
И почти сразу начался обстрел. Нацисты били по зданию штаба из всего, что у них было, – из пулеметов, танковых орудий. Слышался визг падавших мин и глухие хлопки разрывов.
После двадцатиминутной артподготовки штурмующие пошли в атаку. Как-то очень быстро смяли первую линию обороны и теперь потихоньку подбирались к самому Патону. Тот сидел в кабинете, под большим портретом Трумэна, и никак не мог понять, что ему делать? Как оказалось, обороняться солдаты США, привыкшие наступать на более слабого противника, умеют не очень хорошо.
Что-то тяжко ухнуло в коридоре, и раздались крики. Еще удар, и дверь с треском рухнула внутрь.
Генерал дернулся и неловко полез рукой в кобуру.
В коридоре грохали сапоги, слышалась чужая речь. Паттон торопился, опасаясь не успеть, но проклятый пистолет не желал вылезать. Словно неожиданно оброс уступами и углами, которыми нарочно цеплялся за скрипевшую кожу.
В дверном проеме появились люди в серой форме. Передний держал в руках пулемет «МГ», легко, словно перышко, хотя весу в том больше сотни фунтов[13]. Мундир немца был забрызган багровым, а глаза, прозрачные, словно вода горного ручья, смотрели жестко.
Но генерал не стал ждать, пока враг что-либо предпримет. Он неловко вставил ствол пистолета в рот и нажал на спусковой крючок.
Разочарованных возгласов он уже не услышал.
Нижняя Австрия, город Вена,
военный комиссариат
Советской Армии по Австрии.
25 июля 1945 года, 16:53–17:11
– Разрешите доложить, товарищ маршал!
– Разрешаю, – ответил Конев несколько удивленно. Уж очень серьезное лицо было у генерал-лейтенанта Благодатова. Напряженное и даже немного испуганное. И это казалось странным.
– Садись, Алексей Васильевич, – добавил
33 килограмма.
