потому что мы обе готовились довольно скоро умереть. Но я только что получила сердце. Скажем, я перенесу операцию. Что, если получится и я буду оставаться в здравии? У нас же больше не останется ничего общего. Плюс потом мне придется как-то справляться с потерей Эстер. Не уверена, что у меня получится.
Вот поэтому-то у меня и нет друзей, как говорят, тоннами и тоннами. Ведь на самом деле не существует желающих общаться с теми, кто уже одной ногой в могиле. Была у меня одна прекрасная подруга по имени Джейни, мы дружили с третьего до половины шестого класса, но потом она переехала. Мы и сейчас пишем друг другу. От случая к случаю.
Порой я думаю, не в том ли причина, что у меня не появилось много друзей: они живут далеко от меня или я от них. Когда делаешь что-то очень и очень долго, это становится труднее расчленять и осмысливать. Но возможно, что именно я и была той, кто не хотел рисковать моим сердцем.
Ой, любопытно. То, что я только что сформулировала, довольно интересно, я осознала это лишь после того, как написала.
Но с Эстер я сблизилась, ведь была уверена, что умру первой. А значит, мне и не пришлось бы мириться с тем, что мой друг медленно угасает.
Помните всю ту ерунду, что я наговорила про меркнущий свет и вспыхивающий вновь где-то еще? Есть очень четкая разница между теми, кто угасает и кто остается. Я не хочу быть здесь, когда Эстер погаснет. Я не хочу оставаться.
Возможно, это поможет мне быть терпеливее с моей мамулей. Я уверена, что должно помочь. Но, по правде говоря, я не делаю жизнь Эстер более несчастной просто потому, что не хочу ее потерять. Я ведь всего лишь хочу, чтоб она жила дольше.
Только послушайте меня. Все о маме да о маме. Надо бы отодвинуть ее в сторонку. Уверена, она старается делать все как можно лучше, даже если и выходит немного сомнительно.
Короче. Все считают, что получить сердце – сплошное благо. И это действительно счастье, не поймите меня неправильно. В этом больше хорошего, чем плохого. Только нет никакого абсолютного блага. Всегда снаружи все выглядит сплошь добрым, но когда оно в конце концов обволакивает тебя, то оказывается более сложным и многослойным, чем когда-то представлялось.
Даже не пытайтесь объяснять это кому бы то ни было. Они – снаружи. И у вас ничего не получится.
Думаю, это и впрямь должно мне помочь понять мать лучше.
Только, по правде говоря, если бы вы ее знали, вам бы тоже захотелось накричать на нее.
О моем отце
Мамуля как-то принесла мне сообщение от него.
Держала его так, словно оно могло заразить какой-нибудь болезнью.
Наверное, она так никогда и не простила отца. Но ведь он ушел не потому, что утратил интерес или еще чего. Не думаю, что была другая женщина или что-то такое. Скорее всего, просто стало слишком трудно оставаться.
Жаль, что она не дала ему поблажку. Только остерегаюсь это говорить.
– Ты ему про сердце рассказала? – спросила я.
И она ответила:
– Конечно.
