от нее душевные и даже физические страдания. Отца у него не было, а мать воспитывала его в духе готовности к самоотречению. Остатки своего состояния она пожертвовала одному миссионерскому ордену в качестве вступительного взноса за своего сына. Орден в скором времени был запрещен, и его имущество подверглось аресту. У Циппса возникли проблемы с продолжением образования, поскольку он числился его членом. Он не сказал мне, к какому ордену принадлежал. Я не вызывал у него доверия. Он вообще готов был подозревать весь мир.
Циппс ехал на своем неуклюжем велосипеде рядом со мной.
– Ты можешь опробовать себя в серьезном деле, – как бы невзначай заметил я.
– В каком именно?
– Записаться миссионером в Африку или Китай…
– Да, там, по крайней мере, я буду знать, за что мучаюсь.
Как настоящий романтик, Циппс мечтал побывать с миссионерскими целями среди диких племен Юго-Восточной Африки.
– Здесь ты можешь великолепно попрактиковаться в обращении в веру. У нас в роте много язычников, но тебе пока не удалось обратить ни одного из них.
– Из вас никого невозможно обратить, – рассмеялся он, принимая мою игру. – Вы потеряли веру в сверхъестественное под гнетом слишком естественных обстоятельств.
– Циппс, ты же знаешь, что я католик.
Мне очень хотелось облегчить его душевные мучения, ведь он очень страдал от одиночества. Часто у меня складывалось впечатление, что Циппс плакал по ночам. Поэтому я продолжил наш разговор:
– Принимай войну как Божье испытание. Ведь Бог ее для чего-то допускает.
– Ты просто авантюрист, отчаявшийся человек, который, кроме войны, не видит иного выхода. Лично я нахожу ее омерзительной. Она – это ад на Земле. У тебя есть задатки военного, и поэтому ты прекрасно себя чувствуешь, когда надо скакать верхом и повиноваться.
– Не мне тебе напоминать, что повиновение и послушание являются смыслом жизни члена любого монашеского ордена. А для нас, военных, казарма – это тот же монастырь, балда ты эдакая. Так что разницы никакой нет.
– Только у военных послушание приводит к плохим последствиям.
– Это как посмотреть. Разве то, что мы сейчас делаем, не является своеобразным крестовым походом?
– Походом, где вместо креста свастика?
– Ах, брось. Кто здесь является национал-социалистом? К ним принадлежат служащие, боящиеся потерять свою должность, и маленькие люди, трясущиеся от страха за свою семью. Мы воюем не за Гитлера.
Циппс искоса посмотрел на меня и с вызовом произнес:
– Не вижу смысла во всем этом. Раненые, убитые, поджоги, сожжения… Для чего?
– Святой Августин[29] утверждает, что мораль не является мерилом истории.
– Как так? – печально произнес Циппс.
Двигавшиеся рядом сослуживцы с интересом прислушивались к нашему разговору. Кто с благоговением,
Августин Блаженный (354–430) – родоначальник христианской философии. (
