все в семье говорили: «Всё хорошо будет!» Может, с этим жилось легче?
«Как-то случайно всё получается! – нервничал он, сидя в машине и врезаясь в серое утро: – Делаю то, что первым на ум приходит! Советы тоже принимаю, не разбирая, что хорошо, что плохо. А кто знает, что выбрать? Случайная знакомая подсказала – и я за ней сразу! Глупо как-то… А может, так правильнее всего? Если её послушать – только так, как она, и надо поступать. А Дороти молчит, будто провинилась в чём, и это раздражает ужасно! И обидно, словно она укоряет в чём-то. А что, разве я виноват, что она одних девок рожает? А мальчишка… Хорошо бы был на меня похожим… Вот и пристань, откуда плыть надо! Значит, китайчонка не возьмёшь, как у тех, в пиццерии, да и язык… Причём тут язык?! Если мальчишка маленький, ему всё равно, на каком начинать болтать. Что человек с языком, что ли, рождается, он потом учится говорить-то! А вот лицо уже не изменишь… Ничего, можно и раскосого, конечно, но лучше всё же похожего… Лучше бы никуда ездить, а тут своего найти… Что тут мало, что ли, детей брошенных? Но, говорят, что долго ждать очень. И дорого. Будто машину покупаю! – усмехнулся Том, и неожиданно мысль его переключилась: – Да, машину менять придётся, минивэн покупать, растёт семья. Кресло-то ещё осталось от девчонок или отдали… А машину менять надо. Тёмно-малиновую с перламутром и чтоб двери с двух сторон. Дороже не намного, а удобно очень. Особенно, когда с детским креслом возиться надо. Да ее послушаешь, эту Кэрэн, – мысль снова перескочила, – так выходит, что и правда, лучше России не найти… Далеко очень… И что я о ней знаю? А какая разница?»
Том почувствовал себя, будто на экзамене: подготовиться не успел и ни на один вопрос не знал ответа. В памяти всплыли слова Кэрэн: «А вы съездите в Бруклин, на самый юг – там одни русские! И магазины их, и рестораны. Вы на них можете посмотреть просто на улице, а не в новостях – знаете, очень милые люди».
«Пока бумаги делаются, да формы заполняются, ещё есть время подумать!» – успокоил себя Том.
Много детских домов в России. Ох, много… И такая жизнь вокруг, что с годами никак их меньше не становится. И похожи они один на другой. Очень похожи… Да и чем перебить неизбывный дух сиротства?.. А всё же в каждом своё что-то… И директор другой: там – Ирина Васильевна, тут – Наталья Ивановна, и «мамы» тоже непохожие, и дети.
Нина стоит у закрытой двери и канючит:
– Вась, а Вась! – она замолкает и засовывает что-то в боковую щель, но у неё ничего не получается. – Вась, а Вась!.. – голосок у неё тоненький и никак не может забраться на высоту, соскальзывает, как нога с обледеневшей ступеньки. – Я тебе пиченку принесла… – но из-за двери никакого ответа. – Тебе плохо?
– Плохо, – откликается невидимый Вася.
Нина оживляется:
– Трындычиха ушла. Я теперь другой маме пожалуюсь. Она тебя выпустит.
– Не надо, – откликается Вася.
– Тогда расскажи сказку, и тебе не будет плохо.
