привычное зрение, но он стоит денег, а деньги я спускаю на возбудители и психотропные вещества.
– Кстати, где ты их берешь? – раздался голос Клода. – Ты никогда мне не говорил.
– Вещества или возбудители?
– Деньги.
– Лучше я расскажу тебе о возбудителях, – не отрываясь от расписания, проговорил Саймон. – На этот счет есть интересная история. Отец Тайгера работает в отделе по борьбе с наркотиками, и в свое время он конфисковал огромный склад медикаментов, барбитуратов, антидепрессантов и целый ящик веществ, содержащих квебрахин. Так вот, отец Тайгера сдал под отчетность все наркотики в качестве вещдоков, все, кроме… ну, вы уже догадались.
– Да ладно? – протянул Клод, раскрыв рот в усмешке.
– Даа, – произнес Саймон, все еще изучая расписание. – Мать Тайгера больше года не жалуется на головные боли и уже ждет ребенка. По-моему, даже двойню. Беременных нельзя пичкать это фигней, поэтому папаша Тайгера не заглядывает в свой… черный ящик, что очень удобно Тайгеру.
– А кто хоть такой этот чертов Тайгер? – спросил Майкл. – Ты уже раз двадцать его упомянул?
И тут же добавил:
– Дай угадаю, это барыга, пользующийся связями отца для распространения всяких разных препаратов?
Саймон и Клод переглянулись.
– Да ты парень не промах, – произнес Саймон, оторвавшись от расписания. – Да, он не только конские возбудители распространяет. Но ты об этом не должен знать.
Майкл громко фыркнул.
– Да, да, я серьезно… Вот она! – Саймон довольно ткнул пальцем в лист. – Четвертое мая, первый экзамен, общая история… Тут уж она свое получит.
– Кто – она? – спросил Клод.
– Светлый цветок по имени Лилия, – мечтательно ответил Саймон, уставшись в разбитое окно.
– Грайсберг, что ли? – Клод рассмеялся. – Светлый цветок? Да ее цветок уже давно сорван неким парнем по фамилии Ламберт.
– Четвертого мая мы об этом узнаем, – рассеянно произнес Саймон, бросив взгляд на темнеющий гранатовый закат за окном.
Клод привстал с пола.
– Боже мой, – медленно процедил он, помахав ладонью перед ушедшим в себя Саймоном. – Да уж, – Клод подмигнул Майклу. – Саймон походу влюбился. А ведь этот черт говорил, что ни одной девке не позволит себя охомутать.
Вся мечтательность во взоре Саймона резко испарилась.
– Так и есть, – почти сердито сказал он. – Я… актерствую. Система Станиславского. Моя правда переживаний. Хочу отыметь эту сучку, – его голос ощутимо ожесточился, – безо всяких конских афродизиаков, да так, чтобы она верила мне, верила в эту любовь, которую я выдумал лишь для удовлетворения своих низменных потребностей.
– У тебя была неразделенная любовь? – рассудительно заметил Майкл. – У тебя такой образ жизни, такие помыслы, все это наводит на эти мысли…
– Нет, –
