Марго уже поговорила с ней обо всем этом у нее в комнате, Берди подумала, что это всего лишь попытка сменить тон общей беседы. Если так, то на сей раз она охотно ее поддержит.
– Мне гораздо лучше, спасибо, – улыбнулась любезно Верити. – Я отделалась несколькими синяками и, вероятно, завтра еще буду чувствовать себя не вполне в норме, но мне удалось высохнуть и согреться, и это чудесно. К тому же муж миссис Хиндер нашел мой саквояж, так что я смогла воспользоваться запасными очками. Одежда и вещи особого значения не имеют, а вот без очков мне было бы совсем плохо: я почти ничего не вижу.
– Должно быть, вы очень испугались, – произнесла Эдвина, явно желая поддержать беседу. – Вы хорошо плаваете, Верити?
– Ой нет, хотя тут особенного умения и не требовалось, – ответила Берди, снова ощутив, как свело желудок при воспоминании о бурлящей воде, смыкавшейся над головой, и водорослях, опутавших руки и ноги. – Речка не такая уж и глубокая, просто течение очень сильное, да еще сучья, обломки досок и всякий мусор. Тут нужно было поскорее выбраться наружу, пока не унесло потоком.
Берди невольно передернулась, и остальные женщины вдруг оживились и посмотрели на нее так, словно только сейчас поняли, что все могло кончиться трагедией, а не легкими неприятностями.
– Вы же могли утонуть! – выдохнула Белинда. – Какой ужас!
В гостиной поднялся гул: что-то сочувственно забормотали. И Берди от их сосредоточенного внимания засмущалась, а чтобы как-то скрыть неловкость, воскликнула с беззаботностью, какой вовсе не ощущала:
– Ой да ладно! Должно быть, мой ангел-хранитель работал сверхурочно!
– Если они вообще существуют, – мрачно пробубнил со своего места у двери Уильям. – Судьба просто была на вашей стороне: вам повезло, – но так происходит не со всеми. Некоторых же выдергивают из жизни прямо в самом ее расцвете. И не важно, хорошими они были или плохими, грустными или веселыми. Во всем этом просто нет смысла. Никакого смысла…
– Уильям, ты беспросветный пессимист! – игриво возразила Марго, шевельнув в воздухе пальцами.
Он не принял ее тон и мрачно продолжил:
– Это правда и я знаю, о чем говорю, потому что уже видел это. Моя мать погибла в автокатастрофе, когда мне было десять. Она была замечательной: доброй, нежной, любящей.
Берди заметила, что его темные глаза наполнились слезами, и услышала, как рядом сочувственно охнула Белинда. Она и сама ощущала себя ужасно неловко, хотя было очевидно, что секретарь выпил по меньшей мере на одну рюмку больше, чем следовало, а может, и не на одну.
Алистер попытался как-то сгладить неловкость, но Уильям его опередил:
– Видите ли, у меня было предчувствие: вот-вот должно произойти что-то ужасное. Я умолял ее не уходить из дома в тот вечер. «Останься дома, со мной, мамочка» – вот что я говорил, и помню это так отчетливо! Но она просто засмеялась. Понимаете? Засмеялась! И ушла – и умерла. А я остался один.
Он опустил голову и прижал костяшки
