измышления, а факты-с, факты-с! Да-с! – запальчиво воскликнул Каменский, брезгливо отодвигаясь от Пакуса. – И не монархические, как вы изволили выразиться, а факты, вскрытые именно нашей партией – партией конституционных демократов! Во-вторых, если говорить о так называемом революционном процессе, то это, знаете ли, как в химии: реакция может идти нормально, а может взрывообразно, но во втором случае необходим катализатор. Жиды со своей партией большевиков и явились таким катализатором, который привел к страшному, разрушительному взрыву…
Атмосфера ненависти вроде бы разрядилась после слов Каменского, люди почувствовали себя неуверенно: черт их разберет, этих интеллигентов, кто из них прав, а кто виноват! Вот если бригадир скажет…
Но Пакус снова заставил всех насторожиться.
Он презрительно передернул плечами, как бы отстраняя всех от себя и устанавливая некую дистанцию между собой и остальными. Конечно, он и сам хорошо знал, что Ленин вместе с группой видных партийцев вернулся в Россию действительно через враждебную Германию и не без содействия ее властей, и будто бы именно в запломбированном вагоне, к чему особенно почему-то цеплялись враги большевиков и советской власти. Но для него, для Пакуса, смысл этого вагона был совсем не тот, что этому вагону приписывали, следовательно, и самого вагона как бы не существовало. Этого вагона не будет до тех пор, пока люди не поймут, что дело не в том, каким образом эмигранты-ленинцы оказались в России в то сложнейшее военное и революционное время, а в той великой цели, которую они преследовали. А ради такой цели можно пойти на сделку и с заклятым врагом. И даже взять у него деньги. Но стоит ли рассказывать им обо всем этом?
– Партия большевиков не есть еврейская партия, – терпеливо, не повышая голоса, продолжал отбиваться Пакус. – Это партия рабочего класса России, всего ее трудового народа. Более того, большевики смогли придать стихийному движению масс правильное направление, указать массам действительный выход из тогдашнего невозможного положения…
– Действительный выход из тогдашнего положения указывали мы, партия конституционных демократов! – вскрикнул Каменский, перебивая Пакуса. – И выборы в Учредительное собрание подтвердили нашу правоту, показав, что за большевиками стоит ничтожное меньшинство. Если бы так называемые массы прислушались к нашему голосу и не позволили Ленину разогнать законно избранный орган, то вы бы, уважаемый, сидели бы сейчас в своем Бердичеве… или как там его? – сидели бы в теплой квартире, под боком у жены, а не в этой… а не в этом… – Каменский так разволновался, что замахал руками, закашлялся и затряс седой головой, не находя слов.
– Так ведь не прислушались же! А, Варлам Александрович? В этом все и дело, что не прислушались, – с саркастической усмешкой на лице торжествовал Пакус. – Вы вот спросите хоть у Ерофеева, почему рабочие пошли за большевиками, а не за вами, кадетами, не за черносотенцами, и даже не за эсерами и меньшевиками, – он вам ответит.
– Ерофеев?
