безнадежном горе. Павка сходил к своим, принес ей утиную лапку, зажаренную в ароматных листьях, разогретую над костром. Ольха отказалась. Павка сказал просяще:
– Ты такая печальная… Давай я все-таки покажу тебе своего страшилку?
– Сгинь, – отрезала она.
Павка в самом деле сгинул к бурдюку, чьи бока усилиями Бояна и Окуня заметно опали, как у отелившейся коровы. Друзья что-то сипло пели на своем языке. Ольха слышала только протяжный сильный рев, от которого мурашки бежали по коже. Русы песню ревели тоскливую, словно жизнь у них была совсем собачья.
Солнце окрасило верхушки деревьев, когда Павка подошел снова. Вид был веселый.
– Сейчас подъедет Ингвар с остальными сонными курами. Да ты не убивайся уж так… Эх, ты как хошь, а я все-таки покажу тебе своего страшилку!
Ольха взорвалась от ярости и унижения:
– Если ты… если осмелишься… если только начнешь спускать портки, то я… я тебя разорву!
Челюсть Павки отвисла. Выпученными глазами смотрел на древлянскую княгиню, потом вдруг его румяное лицо залила густая краска. Он пролепетал смущенно:
– Боги… Что ты подумала?
Ольха сама растерялась, очень уж у руса вид был необычный. Павка торопливо шарил в карманах портков, суетился, приговаривал что-то негодующе, наконец выудил нечто зеленое, как молодая лягушка, бросил ей, будто боялся даже прикоснуться к ее руке.
В ее ладонях оказалась вырезанная из камня фигурка. Ольха не могла удержаться от улыбки. Зеленый камень, невиданный в ее краях, позволил передать мельчайшие морщинки, а резал страшилку волхв-умелец долго и любовно. Человек это был или мелкий бог, но был он настолько ужасен, с такой широкой пастью, где можно пересчитать все зубы, достаточно острые, Ольха щупала пальцем, она ощутила отвращение, восторг и жалость одновременно.
– Кто это? – спросила она с неловкостью, не поднимая глаз.
Павка тоже не смотрел ей в лицо, все еще смущенный, а голос был нарочито небрежным:
– Мы его кличем страшилкой. Откуда-то из дальних стран завезли в Царьград. Ну а ромеев пограбили всласть, когда ходили мы походами в далекие края, у берега Эвксинского бросали якоря… Может, это ихний бог, а может, кто соседа изобразил.
– Соседа?
– Ну, таким он его видит.
Ольха повертела так и эдак, любовалась редкой работой. Резал из камня великий умелец, на лике маленького страшилки видны как морщинки, так и остроконечные волчьи уши, короткие рожки, а из ощеренной пасти торчат четыре клыка. Остальные зубы человечьи, их можно пересчитать. Даже на крохотных лапках различимы коготки, а мелкие насечки так искусно изображают густую шерсть, что Ольха почти чувствовала ее под пальцами. Никогда ничего подобного не видела. Понятно, подумала внезапно со щемящим чувством потери, из дерева, пусть самого крепкого, такое чудо и не сотворить, не вырезать!
Павку позвали, он сунул страшилку в карман, подмигнул и вернулся к друзьям. Ольха нетерпеливо дожидалась, когда он наклонится над углями. Наконец
