ее, дал нареветься.
– Ну, и по какому поводу слезы? – спросил он; в голосе не было и следа недавнего раздражения.
И тогда Катя, сама не зная почему, вдруг рассказала все – об отце, о рыбалке, о красавице-хирургине, курившей на крыльце больницы, о своей пропащей жизни. Только об одиночестве не стала рассказывать, потому что незнакомец, наверное, и сам все понял.
– Меня зовут Олег, – коротко сказал он.
– А отчество? – замялась она, как-то неудобно было называть Олегом человека в два раза старше.
– Просто Олег, – отрезал он, – не такой уж я и старый, – и добавил: – Может, заедем куда-нибудь выпьем кофе?
Катя закивала, потом вытащила из сумочки крохотное зеркальце и стала по частям рассматривать лицо. Нос распух, глаза красные. Она достала еще одну салфетку, приложила к носу, стараясь вспомнить, что же это за запах. Так и не разобравшись, поднесла упаковку к глазам и в свете несущихся навстречу со скоростью не меньше ста километров в час уличных фонарей прочитала: «грейпфрут». Родственник апельсина с привкусом горечи.
Джип затормозил у кафе. Заведение оказалось очень уютным. Катя никогда здесь не была, но сразу подпала под неуловимое обаяние темно-зеленых бархатных скатертей и таких же штор. Поверх скатертей на столах лежали полотняные салфетки, украшенные изящными кружевами. Высокие бокалы и свечи создавали романтическое настроение. Откуда-то сверху лилась тихая, очень спокойная музыка. Внимание девушки привлекли висящие на стенах небольшие пейзажи в черных рамках. Бесконечная грусть сквозила в каждом штрихе. Катя подошла к стене, всматриваясь в осенний пейзаж. Дождь, лужи, одинокий наполовину облетевший тополь – все это напоминало ее жизнь.
Олег сидел за столом и внимательно рассматривал свою спутницу. Он пытался понять, что привлекло его в этой девчонке, и не мог. Худенькая, на устрашающе высоких каблуках, с торчащими во все стороны спиральками неестественно рыжих волос и огромными светлыми глазищами.
– Что тебе заказать? – окликнул он Катю.
Девушка вздрогнула, с трудом оторвала взгляд от понравившейся картины.
– Не знаю, – замялась она, – кофе, – и, словно нырнув в ледяную воду, добавила: – вина…
Она знала наверняка, чем закончится этот вечер, и хотела напиться, чтобы было не так страшно. Как это Шурка говорила? Инцест. Вот-вот, инцест.
– Вина? – в его голосе зазвучала дружеская насмешка. – И какое же вино предпочитают юные леди?
– Ну… Шампанское…
Она села напротив и стала внимательно рассматривать его лицо, словно энтомолог, изучающий неизвестного жука. Светлые волосы, высокие залысины на лбу, уставшие светло-голубые глаза, словно выгоревшие на солнце, глубокие морщины вокруг глаз и рта. Ничего привлекательного… Разве только улыбка…
Подчеркнуто внимательный официант в черном фраке, ослепительно белой рубашке и белоснежных перчатках
