над ложечками горохового пюре, которым их кормила Лиз. На самом деле, тогда Тэд сказал совершенно другое. А именно: «Господи, ну зачем так театрально? Вас послушать, так это прямо „Франкенштейн“. Та его часть, где молния ударяет в шпиль замковой башни и оживляет чудовище!»
– Я не смогу их накормить, если ты не прекратишь это, – сказала Лиз. На самом кончике ее носа зеленела крошечная точка горохового пюре, и Тэду вдруг захотелось слизнуть ее поцелуем.
– Не прекращу что?
– Ты улыбаешься – они улыбаются. Как прикажешь кормить улыбающихся младенцев?
– Прости, – смиренно произнес он и подмигнул близнецам. Они снова заулыбались в ответ – одинаковыми улыбками, зелеными от пюре.
Он опустил взгляд и продолжил читать.
– Я начал «Путь Машины» в 1975-м, в тот же вечер, когда придумал псевдоним. Но было еще кое-что. Я сел за стол, заправил лист в пишущую машинку… и тут же вытащил. Все свои книги я печатал на машинке, но Джордж Старк явно не одобрял пишущие машинки.
Бомонт вновь усмехается.
– Может быть, потому, что в местах не столь отдаленных, где он периодически обретался, не было курсов машинописи.
Бомонт имеет в виду биографию Джорджа Старка, придуманную для обложек. В биографии говорится, что Старку тридцать девять лет, что он трижды сидел в трех разных тюрьмах по обвинениям в поджоге, в нападении с применением смертоносного оружия и в нападении с целью убийства. Но биография для обложек – это лишь часть истории. Бомонт показывает нашему корреспонденту автобиографический лист для «Дарвин пресс», в котором история его alter-ego расписана так подробно и живо, как это мог сделать лишь настоящий писатель. От рождения Джорджа Старка в Манчестере, штат Нью-Хэмпшир, до последнего места жительства в Оксфорде, штат Миссисипи, – там есть все, кроме его погребения на городском кладбище Касл-Рока, штат Мэн.
– Я нашел в столе старый блокнот и вот это. – Он указывает на банку с карандашами и с удивлением замечает, что держит в руке карандаш, вынутый из этой самой банки. – Я начал писать и очнулся только тогда, когда Лиз заглянула ко мне и спросила, не собираюсь ли я идти спать, потому что уже полночь.
У Лиз Бомонт есть свои собственные воспоминания о том вечере. Она говорит:
– Я проснулась без четверти двенадцать, увидела, что его нет в постели, и подумала: «Ну, наверное, работает». Но я не услышала стука пишущей машинки и слегка испугалась.
Судя по ее выражению, она тогда испугалась совсем не слегка.
– Когда я спустилась вниз и увидела, как он строчит в этом блокноте, я чуть не рухнула от изумления. – Она смеется. – Он чуть ли не носом водил по бумаге.
Корреспондент спрашивает, испытала ли она облегчение.
Тихим и сдержанным голосом Лиз отвечает:
– Огромное облегчение.
– Я перелистал блокнот и увидел, что исписал
