а, может, потому что ждала, что вот-вот перепрыгнет молодой Георгий через забор, и, если уж не сдержит своего ночного обещания – дай-то Бог, чтоб так и было! – то украдет меня, и забуду я это нелепое сватовство как страшный сон. Но он, как на грех, не появлялся.
– А что, – дерзила я гостю после ни к чему не обязывающей трехминутной беседы, – если я вам скажу, что у меня есть жених?
– Сын Петра Йовановича?
– Вы так хорошо осведомлены…
– Да, ваш отец сказывал, но ведь он беден…
– Разве то, что человек беден, означает, что он должен быть несчастен?
– Нет, это означает лишь то, что свое счастье он должен искать среди себе подобных. Сам по себе брак с неравной тебе уже означает несчастье. Несчастье взаимного непонимания, взаимной ограниченности…
– Не могу с вами согласиться. Настанет день, – я заговорила уже словами Георгия, – когда сословные противоречия, в том числе в нашей империи, будут стерты. Так уже было раньше, в Англии например…
– И чем все кончилось? Все равно все вернулось на круги своя. Против воли Аллаха средства нет.
– Неужто Его воля в том состоит, чтобы указывать человеку, что для него лучше, отводя от него то, что он избрал для себя сам?
– В Коране сказано: «Не равны скверное и благое, даже если изобилие скверного понравилось тебе… Аллах ведает, что для человека благо, ибо душа человека повелевает зло всегда…»
«Бог мой, – подумала я, – и вот эту галиматью мой отец считает священным писанием? Да кто вообще мог до такого додуматься?.. С этим человеком мы точно ни до чего не договоримся…»
Хабиб ушел, вернулся отец, стал что-то говорить о грядущей свадьбе, но я его не слышала – казалось, все это происходило не со мной. Бессонная ночь дала о себе знать. Я валилась с ног.
Спала я в те дни скверно, кошмары мне снились, и вообще граница между сном и явью словно бы стерлась. Не понять было, где кончается одно и начинается другое. Потому все остальные события, пришедшиеся на то время, для меня проплыли словно в бреду. Я узнала от каких-то людей, что в самый канун сватовства Хабиба ко мне Георгий все же убил Хабиба и скрылся где-то в горах. Помню, что мне стало больно и обидно не от того даже, что неприятный мне человек погиб, а от того, что Георгий сделал это непонятно зачем – ему теперь вечно скрываться или отправляться на каторгу, а я как же? Ради чего было делать это, если нам все равно не суждено будет быть подле друг друга и делать друг друга счастливыми?
Скоро, правда, все изменилось. Не сговариваясь, мы снова встретились в том же саду. Я снова вышла попить воды и встретила его, своего Черного Георгия. Я уже тогда стала звать его этим именем, ведь он был и с волос, и с глаз черный как смоль, что делало его каким-то особенно красивым для меня, в отличие от остальных, кто имел смуглые черты лица. Иссиня-черные усы и волосы, жгучий взгляд – ну куда от этого всего было деться бедной неискушенной девице?
В ту
