в которой нет ни войн, ни подвигов, ни путешествий, ни приключений – о судьбе, которая не дала пока ещё материала не то что для эпической поэмы, но даже и для театральной пьесы.
Парис в это время общался в основном с Менелаем. Он, пожалуй, предпочёл бы разговаривать с его молодой женой, но, хотя она сидела рядом, Парис за всё время не решился ей ничего сказать. Как только Менелай представил ему Елену, у Париса так забилось сердце, что он испугался, что окружающие это услышат. Краем глаза он заметил какую-то промелькнувшую тень. Возможно, это был Эрот.
Смотреть на Елену было и страшно, и приятно. Если Парис встречался с ней взглядом, он быстро отводил глаза, успев всё же заметить, что и она смотрит на него с каким-то особенным интересом и, возможно, с нежностью. Было очень обидно, что Елена уже замужем. Его уже пугало обещание Афродиты, ведь ни с какой другой девушкой, как бы красива она ни была, Парис уже не хотел знакомиться.
Но его ни с кем и не знакомили, по крайней мере, ни с какими девушками, достойными считаться самыми красивыми в Элладе.
Прошло девять дней, и Парис уже начал недоумевать, зачем Афродита направила его сюда. Ведь она-то ему не враг, и ей не за что разбивать ему сердце. Единственное, что оставалось Парису, – положиться на милость богини и не пытаться постичь её замысел.
На десятый день Менелаю с Крита прибыл вестник, который сообщил о смерти его дедушки, и царь спешно собрался на похороны. Он извинился за внезапный отъезд и поручил Елене развлекать гостей в его отсутствие.
Парис с болью смотрел, как Елена трогательно прощалась с мужем: обнимала его, шептала на ухо какие-то ласковые слова, долго махала платком ему вслед, пока Менелай не скрылся из виду. Парис и Елена остались в комнате одни.
И тут царевна бодро вскочила на колени затосковавшему в углу Парису, нежно обхватила его, потрепала волосы и ласково прощебетала:
– А теперь, когда этот зануда уехал, чем мы будем с тобой заниматься?
В первый раз глаза их встретились и взгляды задержались. Парис почувствовал, как этот взгляд вынимает из него душу и вкладывает новую. Неизвестно, лучше или хуже была эта душа, но, во всяком случае, она была совсем другой. Все ощущения, все чувства, сама жизнь остановились в Парисе. Всё его существо подчинилось власти этого волшебного взгляда.
– Среди твоих предков не было горгоны Медузы? – выдавил из себя Парис, не в силах отвести взгляд от Елены.
Елена хихикнула:
– Горгона Медуза? У тебя что-то окаменело?
Только к утру Парису вернулось сознание. Он проснулся от поцелуев Елены и пытался понять, что произошло, под её шёпот: «Увези меня отсюда! Судьба свела нас навеки, и мы не можем больше разлучаться».
«Похищение! – Мысль камнем из пращи стукнула в голову царевича. – Похитить чужую жену, жену человека, который принял меня как друга, который принимал
