пустячному поводу он сказал ей с улыбкой: «Да тебе мать твоя то же скажет!» На что она заметила строго: «Не мать, а мама», – сказала очень быстро, сразу поставив его слово в нехороший на слух, запрещённый ряд. Поправка к тому же резкая, словно тронул он что-то нежное, без перчаток. Несомненно, нежное и близкое для неё, но… Гостев растерялся. Неужели, когда он говорит, ему надо надевать перчатки? «Мать» – не «мать твою», как составная часть ругательства, и не роман Горького. Так как же? Ни разу что ли не говорил он до этого «мать»? А «отец», например? Можно говорить «отец», а не «папа»? Как он своих родителей называет? Теперь уже не было возможности проверить. Старый отец и боль-ная мать, ради которых ему ну никак нельзя было выехать в район по распределению, три месяца как находились в Африке, где они занимались не омолаживанием и лечением, а разведкой и добычей полезных ископаемых для недавно освободившейся от колониального гнёта дружественной республики, большей частью своей располагавшейся в знойных песках. Да ладно, подумал о Ларисе Гостев, хватит. Он понял тогда, что, разговаривая с ней, он обязательно будет говорить ещё и с её мамой. Хотя нет, с матерью у него вышел бы совсем другой разговор.
Долго бы ещё он так стоял посередине улицы, подчиняясь праздной случайности, если бы не чья-то ладонь, слегка приобнявшая его сзади, и сказанное почти в самое ухо: «Привет!» Он успел подумать: «О господи, очередной знакомый!» Обернулся и увидел: холод-ное окно, обледенелая лестница, а по ней знакомая фигура, стряхивая снег, поднимается к двери. Сразу узнал, передёрнув плечами, в бородатом, длинном парне в черно-белом свитере, с подвижным, худым лицом своего зимнего «друга», бывшего собеседника в обеденный перерыв. Почему-то зуб заныл, слабо так, тонкой ниткой протягивая боль с левого верхнего ряда через всю щёку.
– Сторожишь? – поинтересовался неожиданно встреченный «друг».
– Кого? – удивился Гостев; он ещё не мог до конца сообразить эту встречу, ему мешал снег.
– Вот эту штуку.
– А… – понял Гостев, скосив глаза в сторону обмотанного красным полотнищем древка, и разжал пальцы; как это он про него забыл?
– Да вот надо сдать, – пояснил он.
– А я в гости спешу. Совсем сегодня замотался. Туда зовут, сюда… Такая вот жизнь…
«Жизнь», – зацепился Гостев и словно сбоку откуда-то выхватив, не своим голосом спросил:
– Ну как она?
– Да ничего, нормально, – ответил «друг». – А у тебя?
– Тоже, – сказал совершенно пустой Гостев, только сейчас он ощутил в себе неуютную пустоту, и ещё зубная боль тихонько сучила пряжу.
В глазах «друга» было веселье, хороший тонус. С такими глазами легко было задавать вопросы, слегка приобняв собеседника ладонью.
– Работаешь там же?
«Богатая мимика», – вспомнил Гостев.
– Куда
