словно ножом срезающие с Гостева тонкие пласты его слабой уверенности в собственном существовании. Одно расстройство. Здоровье, при его отсутствии, может стать такой же философской категорией, как стыд или страх. Страх – излишне сильное выражение, его крепость настоена на неведомых травах, по которым не пришлось побродить босиком; оно расползается как маленькое пятнышко преувеличения и разжигает эмоции. Но как же стыд? А человек, наверное, и произошёл от стыда – кому-то стало стыдно и появились люди. Миллионы их совершают поступки, и сердца у них есть, а в них отвага, в голове – цель, в ногах – стремление, всех охватывает движение, потребность излиться и насытиться…
Быть спокойнее. Идти быстрее. Избегать вредного влияния. Просто избегать. Вертеть по сторонам головой и довертеться: улица выхватывает из толпы и подводит к Гостеву персонажа, явно преуспевшего на её поприще, – позвольте, мол, вам представить начальника вашего, Шкловского Льва Александровича, хоть сегодня с утра вы уже виделись с ним и прекрасно знаете его, даже в таком виде вы не спутаете его ни с кем.
Почему-то становится неловко. Внезапно он заметил Шкловского, шедшего ему навстречу, – уличный ветерок хвалился галстуком, развевал полы расстёгнутого пиджака, а под ними выглядывал и нависал над брючным ремнём выпуклый живот на пуговицах, серый, в желтоватую полоску; заметил своего начальника, размахивающего букетом роз, целой охапкой, штук двадцать их было на скорый взгляд или двадцать одна, чтобы нечётное число их было или как выигрыш в очко, счастливым случаем. В общем, душа была нараспашку, навеселе. В самом деле, какая-то оторванность частей тела друг от друга, не распоясанность, правда, но что-то похожее на Свободную Республику Винных Паров, её явное присутствие. Пьяный матрос, подгулявший приказчик, мелкий хозяйчик… Хотя какой тут приказчик? Их нету уже давно, извели всех, очнулся Гостев.
Бредёт, пошатываясь, сбиваясь с шага, с наезженной колеи, словно «тпру-ру» про себя и тут же «но-о», совсем в другую сторону, как конь, запряжённый в повозку с грузом (рогожей прикрыт, не видать, что там), только груз этот где-то в нём самом, на плечах угнездился, себя он тащит вперёд, вздувая жилы на раскрасневшемся лбу, – седая прядь упала и пролегла по нему мокрой отметкой, конечно, жарко. Упарился.
Гостеву – всё впитывать до самой мелкой чёрточки. Но близко так, чтобы встретиться с ним дыханием и глазами (о сколько бы в них было… от кого к кому?.. вопросов, приказов, сожаления, недоумения и осуждения!), он не подошёл. Зачем? Уже виделись сегодня. Другое дело, что вид у его начальника теперь был такой, что он сам не хотел бы Гостева увидеть, если мог бы предположить себе такую незадачливую встречу. Выводы: человек вне работы – совсем другой человек, у него другая внешность, другое имя. Лев Александрович. Зачёркнуто и выброшено в корзину. Для кого-то он сейчас просто Лёва, – округло и надёжно, как тёплая ладонь. Или чуть кокетливое, добродушной запятой, словно взмах веера, – Лёвик. Где-то ждут его, разогревая застольные тосты.
