style="font-size:15px;"> – Ну, и лежи! Кто тебя заставляет работать? Отдыхай, набирайся сил.
– Как-то неприлично лежать, когда все работают. Я к этому не привык. Буду чередовать лежанку с работой. После обеда отдохну, буду ждать Ивана. Вечером в темноте проверим сети.
– А меня разве уволил? Я тоже пойду с вами, хоть прогуляюсь.
– Какой из тебя работник, если только очухалась? Дай немного организму прийти в себя.
– Вот на озере и буду в себя приходить. Вы будете работать, а я путаться под ногами. Без меня ты и лунки не найдёшь!
– Найду, если поставила сетки по старым ориентирам.
– Я, пожалуй, баню сегодня тоже истоплю. Она ещё не остыла, много времени не займёт, а вечером после рыбалки помоюсь. После твоего лекарства семь потов вышло. Куда ты столько заготовок отлил? Дроби не на один год хватит!
– Заготовлю впрок, чтобы к этой работе не возвращаться. Будет дробь лежать где-нибудь в холодке. Старых аккумуляторов не жалко. Сама видела, сколько их оставили в лесу после упразднения леспромхоза. Вот они и сгодились для хорошего дела, и лес будет чище. Кругом только польза! Порох делать не умею, а дроби наделаю, – ответил Николай Николаевич.
– Сегодня у нас будет суп из глухаря. Повозилась я с ним, но разделала. Он успел промёрзнуть и отвердеть. А какой запах из чугуна! Суп сварился давно, томится на слабом огне на плите. Как есть захочешь, будем обедать. Меня на еду что-то не очень тянет, а тебя после казённых харчей надо откармливать. В больнице наверняка кормили супом из проса или солёных огурцов. У них так принято: и людей накормят, не дав умереть с голоду; и сэкономят; не разжиреешь, но и с голоду не помрёшь. Я тебя откормлю. Завтра сварим настоящую рыбацкую уху из голов и печёнок. Ивана там тоже никто не накормит, будет почти сутки питаться всухомятку. Он и утром ничего не поел.
Северина не умолкала. Чувствовалось, что ей намного легче. Она радовалась, что вернулся дед, что они живут опять, как прежде; как они жили много лет, пока не пришла в дом беда в виде правоохранительных органов. Она сейчас радовалась и наступившему новому дню; и хорошей погоде; и тому, что проводила утром Ивана на работу; и теплу в доме. А ещё она думала о новом зародившемся существе, которое живёт в ней и очевидно прислушивалось к тому, что она говорит.
Интуитивно Северина понимала, что ребёнок её голос пока слышать не может, но он должен чувствовать то, что чувствует она. Легче сейчас ей, значит, легче и ему. Она с некоторых пор стала чувствовать и решать за двоих.
– Дедушка, ты бы пообедал да отдохнул, – сказала она.
– Работу доделаю, потом пообедаю и немножко отдохну до прихода Ивана. Я привык к больничному режиму, где после обеда всегда был отдых. Там в это время даже уколы и процедуры не делают. Мужики в это время свои процедуры принимали, понимая, что никто не побеспокоит. Сердечники, а стопку-другую пропускали, чтобы не засохнуть и не зачерстветь.
– И ты грешил?
– Сначала я даже смотреть не
