крошка постой как насчет встать на карачки что скажешь? Мы бы по-быстрому перепихнулись я бы тебе впялил сзади давай заходи мы по-быстрому.
Она завернула за угол и с облегчением вздохнула. Вздох, как живой, вырвался из груди судорожным рывком. Сердце испуганно колотилось в груди. До этой секунды она даже и не вспоминала о своем родном городе и о знакомом квартале, но теперь ее страх перед мужчиной в дверях грязного бара и ощущение полной потерянности и дезориентации – ну почему эти дома такие одинаковые, почему? – пробудили в ней если и не тоску по дому, то, во всяком случае, что-то очень похожее. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой. И она уже не сомневалась, что дальше будет еще хуже. Ей вдруг пришло в голову, что вполне может так получиться, что она никогда не вырвется из этого кошмара – что все, что происходит с ней сейчас, это просто генеральная репетиция той жизни, которая ждет ее впереди. И что теперь так будет всегда. Под конец у нее зародилось совсем уже нехорошее подозрение, что в этом городе и нет никакой Дарем-авеню; что мистер Словик из «Помощи в дороге» на самом деле не такой добрый и славный, каким он ей показался, – может быть, он вообще психопат-извращенец с садистским уклоном, который развлекается тем, что отправляет таких вот растерянных и несчастных людей бродить по незнакомому городу, чтобы «жизнь медом не казалась».
В четверть девятого по ее часам – солнце давно уже встало, и день обещал быть не по сезону жарким – Рози прошла мимо одного дома, у подъездной дорожки к которому толстая женщина в старом домашнем халате неторопливо складировала на тележку пустые мусорные баки. Все ее движения были исполнены величавого достоинства, как будто она исполняла какой-то священный ритуал.
Рози подошла поближе и сняла темные очки.
– Простите, пожалуйста.
Женщина резко обернулась и исподлобья взглянула на Рози. Взгляд у нее был недобрый и хмурый, а на лице застыло жесткое и воинственное выражение, какое бывает у женщин, которым приходится вечно выслушивать оклики типа «корова ты жирная» с той стороны улицы или из проезжающих мимо автомобилей.
– Чего надо?
– Я ищу дом номер двести пятьдесят один на Дарем-авеню, – сказала Рози. – Такое место. Называется «Дочери и сестры». Мне объясняли, как туда попасть, но я, наверное…
– Что?! Лесбиянки паршивые, которые на пособие живут – ни хрена не делают?! Ты ко мне не по адресу, девочка. Мне этой мерзости даром не надо. Катись-ка ты лучше отсюда к такой-то матери. Давай отгребывай.
Женщина отвернулась и – все так же медленно и величаво – покатила тележку к дому, придерживая гремящие баки пухлой белой рукой. Ее огромные ягодицы под вылинявшим халатом колыхались, как студень, при каждом шаге. У крыльца она остановилась и обернулась к Рози:
– Ты что, глухая?! Тебе говорю. Отгребывай подобру-поздорову. А то щас полицию вызову.
Слово «полиция» было как
