такое подворье пятьдесят на пятьдесят метров обнесено колючей проволокой и снабжено дощатой будочкой в уголке – всё совпадает с описанием. Одна из палаток жилая, вторая, похоже, склад – туда заходят ненадолго и всегда что-нибудь приносят или уносят. Третья – просто проходной двор. Похоже, там и происходит основная деятельность.
Цель заманчивая, но уж очень подходы к ней хорошо просматриваются. Если приблизиться, то даже ползущего человека от взгляда часового на вышке никакая трава не укроет.
Уже стемнело, а шевеление в этом небольшом лагере всё не утихает – то бумажку принесут из автомобильной будки в деловую палатку, то мотоциклист умчится. А вот и пара отдельно взятых служивых в том месте, которое прикрыто складской палаткой, преодолела изгородь и потопала в сторону станционного посёлка.
– По бабам пошли, – шепнул Фимка.
– Или за самогонкой. Часовой-то их каким внимательным взглядом проводил и никому ничего не сообщил! – высказался Миша.
– Тропинка тут протоптана не к путям, а на задворки домов ведёт, где огороды, – добавила Ольга.
– Поползли, – согласился я.
Заложив широкую петлю из соображений, чтобы от взгляда с вышки трава нас всё-таки укрывала, мы добрались до той самой тропинки – еле успели перехватить добытчиков – они уже возвращались не только с бутылкой, но и с закуской. Для нападения положение оказалось удобным – мы взяли их в ножи. Да, был вскрик, но ни до чьих ушей он не донёсся, потому что короткий, сдавленный и никого поблизости нет. Я успел перехватить выпавшую бутылку на полпути к земле – она оказалась очень большой, литра на три. В кино такие видел – четверть называется. Подозреваю, что четверть ведра – то есть выпивка на всю команду.
Хотя я и не озвучивал свои выводы, Оля с ними согласилась – вытащила пробку и принялась всыпать в содержимое порошки из аптечки. В лагерь пошёл Мишка – он по жизни белобрысый и жидковолосый, больше всего немецкого именно в его облике. Мы видели – как только он пролез через просвет в проволоке, из-за палатки тут же вывернулся немец, в руки которого наш товарищ тут же сунул и выпивку, и закуску, и срочно бросился к сортиру, нечленораздельно мыча и хватаясь за живот.
К счастью, было темно, а отхожее место оказалось свободно. Мы терпеливо ждали, пока немцы обильно выпьют и обстоятельно закусят, а потом смотрели, как один за другим они уходят в жилую палатку – Ольгины порошки знатно добавили сонливости обильно выпившим воякам.
К застолью присоединялись и обитатели автомобильной будки, и работники деловой палатки, один из которых носил фуражку – демократичненько тут, где-то по стакану на рыло досталось всем. Мы подождали часок, пока немцы захмелеют и угомонятся, потом я открыто пролез через ту же щель между проволоками в изгороди и из арбалета снял часового на вышке – тот, что у ворот, уже спал, прислонившись к стенке своей будки изнутри – то есть со стороны даже не просматривался.
С тех, кто уснул не раздеваясь, перед умерщвлением стаскивали
