И очень часто – в чрезмерно надменной и разнузданной форме, с презрительной злобностью и без всякого следа доброй воли к тому, чтобы хотя бы в общем понять условия существования работоспособных парламентов. Судя по их политическим достижениям, видно, что народные представительства в Германии совершенно определенно достойны критики. Но ведь то, что справедливо для Рейхстага[50], то верно и для других государственных органов, а их эти литераторы всегда заботливо щадят, а зачастую прямо-таки окружают лестью. Когда же общедоступным спортом для дилетантов становится борьба против парламентаризма, то приходит пора подвергнуть политические познания этих критиков взыскательной проверке. Спор по делу с объективными и благородными противниками – а, несомненно, существуют и такие – был бы, разумеется, отрадным занятием. Однако демонстрировать свое уважение тем кругам, из среды которых на автора, как и на многих других, раздавалась клевета, и его вновь и вновь поносили то как «демагога», то как «не-немца», то как «иностранного агента» – противоречило бы немецкой порядочности. И, вероятно, наиболее постыдной для большинства замешанных в таких эксцессах литераторов была их несомненная добросовестность.
Говорили: теперь-де не время касаться внутриполитических проблем, нам надо теперь делать что-то другое. «Нам?» – Кому же? – Тем, кто остался дома. – А что же им в таком случае следовало делать? Ругать противников? Так ведь так войн не выигрывают! Воины, бьющиеся за нашими рубежами, этого не делают, а брань, возрастающая по мере удаления от окопов, вряд ли достойна гордой нации. Или возьмем речи и резолюции о том, что «мы» сначала должны всё аннексировать, а потом «мы» заключим мир. На это принципиально заметим: Если бы войско, сражающееся в немецких битвах, занимало позицию: «Что завоевано мы завоевали своей кровью, должно принадлежать Германии», – то «мы», оставшиеся дома, пожалуй, имели бы право сказать: «Одумайтесь, вероятно, это было бы политически неразумно!» Но если бы, вопреки этому, они бы стояли на своем, то «нам» бы пришлось помалкивать. Однако же то, что «мы», оставшиеся дома, не чураемся отравлять радость наших бойцов по поводу их достижений, крича им вслед (что происходит снова и снова): «Если та или иная придуманная нами военная цель не будет достигнута, то вы напрасно проливали кровь» – кажется мне совершенно невыносимым уже чисто по-человечески, а для воли к стойкости – исключительно вредным. Поэтому лучше было бы всегда говорить лишь следующее: как и прежде, Германия боролась и борется за существование против войска, в котором негры, гуркхи и всякого рода прочие варвары из всех притонов земли стоят у наших границ, будучи готовыми превратить нашу страну в пустыню. Это правда, это понимает каждый, и это могло бы сохранить сплоченность. Но вместо этого литераторы принялись фабриковать всевозможные «идеи», за которые, по их мнению, бойцы проливают кровь и погибают на фронтах. Я не думаю, что эти тщеславные затеи помогли кому-нибудь из наших воинов выполнить его тяжелый долг. Зато деловитости политической дискуссии они причинили тяжелый ущерб.
На
Рейхстаг (Reichstag, от Reich – государство и Tag – собрание) – парламент Германской империи в 1871–1918 годах. Избирался на основе всеобщего избирательного права (при этом право голоса имели только мужчины) по мажоритарной системе при неравных избирательных округах. Германское правительство не было ответственно перед Рейхстагом.
