к чужакам, они были сейчас связаны каким-то общим наказом, который делал их безвредными и почти дружественными.
Анжелика укорила себя за эти непочтительные мысли. Они были не врагами, а силой – силой, которая, возможно, могла присоединиться к ним с Жоффреем.
Она обратила внимание на руки молодого иезуита, держащие молитвенник. На его левой руке не хватало большого пальца, а еще два других, по-видимому, были обожжены ирокезами до уровня первой фаланги и выглядели словно пальцы прокаженного. На другой руке недоставало среднего пальца. Остроконечная, короткая, тщательно подстриженная темная бородка окаймляла совсем еще молодое лицо. Он был уже лыс, и его природная лысина увеличивалась за счет тянувшегося через полголовы розоватого шрама. К тому же можно было заметить, что у него отрезана половина левого уха. Совсем недавно подвергшийся пыткам, а сегодня поющий в квебекском соборе хвалу Господу, он, похоже, не думал об истязаниях, которые его изуродовали. У него было доброе, невинное лицо. Анжелика вспомнила имя, под которым его ей представили, – отец Жорра.
Анжелика снова вспомнила отца Вернона, с которым она плавала на «Белой птице» и который погиб под ударами английского пастора.
«О мой друг, почему вы умерли? Видите, я в Квебеке, как вы и просили…»
Она уронила голову на руки, стараясь оживить в памяти его уже стертые временем черты и силясь разгадать ту тайну, которую она порой читала в его глазах.
«Он меня любил! – подумала она. – Я уверена, что он меня любил».
Анжелика была настолько поглощена этим немым диалогом с призраком, что совсем потеряла счет времени и почти забыла, где находится.
В конце концов сосредоточенность, с которой она, казалось, предавалась молитве, поразила всех присутствующих в храме.
Все взоры были прикованы к белокурому затылку этой знатной дамы, так смиренно стоящей на коленях перед алтарем.
– Неужели она так набожна? – прошептала госпожа де Меркувиль на ухо своей соседке госпоже де Дюперрен. – Ну, это уж слишком! Я вас уверяю, что уже ничего не понимаю… и это после всего того, что нам рассказывали об этих людях. Говорили, что они безбожники, враги церкви. Что они не воздвигли в своем поселении крест! И бог знает что еще. Ах, моя дорогая, кому же после этого верить…
Энергичный звон пяти соединенных друг с другом колоколов, в которые звонил крепкий семинарист, прервал размышления Анжелики.
Она обернулась и обвела взглядом людей, с которыми ей предстояло прожить несколько месяцев ее новой жизни.
Рядом с нею, откинув голову назад и скрестив руки на груди, стоял Жоффрей. В его позе не было ни капли рисовки. О чем он сейчас думает? Чувствует ли он то же, что чувствует она, – что они возвратились на родную землю? Он казался удовлетворенным, но по тем ли причинам, что и она?
Справа от нее находился Вильдавре, очень похожий
