которая не смогла пробиться сквозь толпу.
Но разве не приятнее было неспешно подниматься к собору пешком в этот ясный день поздней осени, под золотым светом солнца. Оно все еще стояло высоко в небе, даря собравшимся последнее тепло.
На крутом подъеме стояла густая толпа, придавая улице сходство с горной рекой, несущей свои бурные темные воды.
Правда, эти воды охотно расступались, и, когда процессия миновала узкое ущелье, образованное последними домами, где из каждого окна выглядывали люди, идти стало легче.
Вначале, пока проход был узким, возникло затруднение. Никак не могли решить, кто пойдет справа от губернатора: господин де Пейрак или господин де Бардань? Господин де Фронтенак разрешил дело с чисто французской галантностью, поместив справа от себя Анжелику и возглавив шествие вместе с ней.
Потом, когда улица сделалась несколько шире, слева от губернатора оказался господин де Бардань, на которого, однако, никто не обращал внимания. Все думали, что это офицер эскорта Жоффрея де Пейрака. Последний шел сразу за губернатором, и его высокий рост и великолепный наряд привлекали все взоры и вызывали такой же горячий отклик, как и красота Анжелики.
Толпа аплодировала с криками «ура».
Так Анжелика и Жоффрей де Пейрак поднимались к собору от пристани через квартал, где жили аристократы и располагались монастыри, по крутому, неровному склону, каменистому, как дорога в рай, и, подобно ей, постепенно открывающему виды удивительной красоты.
Наконец они достигли самой высокой точки подъема. Анжелика остановилась, желая охватить взглядом великолепную панораму, которая становилась все прекраснее по мере того, как они поднимались, словно церковный гимн, звучащий все красивее и красивее.
С уступа утеса, на котором они сейчас стояли, река была похожа на огромный, сверкающий под солнцем залив, сливающийся с бледно-розовым небом и розовыми и голубыми склонами гор. Далеко-далеко внизу виднелись выстроившиеся полукругом корабли маленькой флотилии графа де Пейрака, напоминающие сейчас игрушки, лежащие на зеркальной поверхности.
Они снова двинулись вперед и на повороте повстречали священника, облаченного в белый стихарь поверх черной рясы с фиолетовой епитрахилью на шее. Его сопровождали два мальчика в грубых деревянных башмаках, однако одетые в черные длиннополые сюртуки и белые стихари. Один звонил в колокольчик на деревянной ручке, другой сгибался под тяжестью высокого серебряного креста, который он держал обеими руками. Рядом с ними сидел пес.
Священник взирал на процессию с видом пророка, посланного, дабы напомнить погрязшему в грехах человечеству, что наш мир есть юдоль скорби и что служение Богу превыше всего.
Но присутствие собаки сводило все его усилия на нет. Ибо если лицо служителя Божия было сурово и гневно, то пес, сидевший поджав хвост, свесив язык и дружелюбно глядя на процессию, выглядел таким же добродушным, как и сами жители Квебека, что изрядно умеряло торжественность, которую клирик старался придать подготовленной им проповеди. Притворившись, будто
