себе понятие о высшем существе, о его отношениях к миру и человеку, о начале добра и зла, о создании и устройстве вселенной… о правде и грехе, о первоначальном законе человеческих отношений… о возможности внутреннего усовершенствования человека, о характере высшего соединения его с Богом и т. д.».[26] Итак, проясняется предназначение русского народа: понять высшую истину, откровение Божие и, вероятно, передать его другим народам. Мы видим, что личностные мотивы поведения самого И. Киреевского и те, что приписывает он русскому народу, связаны с попыткой выбора или изменения судьбы, или же с попыткой ее осуществления, выполнения высшего, провиденциального предназначения. Средством к этому служит просвещение.
Разумеется, не сразу Киреевский пришел к своей теории. Но с самого начала, с 1827 г., он принимает на себя роль просветителя. Со временем эта роль только усложняется. Точнее говоря, он в самом начале своей деятельности попытался совместить две роли – прилежного студента, который обучается у европейских авторитетов, и воспитателя отечественного общества. Собираясь издавать журнал, И. Киреевский писал в 1831 г.: «Мой журнал, как записки прилежного студента, был бы полезен тем, кто сами не имеют времени или средства брать уроки из первых рук. Русская литература вошла бы в него только как приложение к европейской…» Итак, цель критика – просвещение, средство – издание европейского журнала. Роль критика зависит от аудитории, от включенности в определенную группу.
Напомним, что уже «Обозрение русской словесности за 1831 г.» начинается признанием: «Наша литература – ребенок, который только начинает чисто выговаривать…» В этих словах нет, конечно, ни малейшего оттенка неуважения к народу, но зато присутствует уверенность наставника, знающего, куда и как направить своего воспитанника. Возможно, не только литература, но сам народ представлялся критику ребенком. В 1845 г. в рецензии на книгу Ф. Глинки «Лука да Марья» Киреевский рассуждает уже совсем иначе: «Те не совсем правы <…> которые смотрят на народ как на ребенка, еще ничего не смыслящего и требующего детских игрушек, поверхностных наставлений… в нешуточных мыслях своих обращает он интерес уже не к частным элементарным истинам <…> но <…> прямо приступает к самым высшим отвлеченным вопросам любомудрия…» По мысли Киреевского, народ обладает общим, единым сознанием и способен – как единый организм (включающий и образованные слои) – рассуждать о высших началах. Эти идеи И. Киреевского развил позднее в газете «День» И. Аксаков. Он полагал, что «народ не есть собрание единиц, а живой, цельный организм, живущий и действующий самостоятельно и независимо от лиц, составляющих народное множество; организм <…> где самая нравственность определяется скорее обычаем, бытом, нежели личным убеждением единиц».[27]
Таким образом, речь идет о коллективном сознании, о традиции, воплощенной в обычае. Разделяя отдельного человека и народ в целом, И.
Киреевский И.В. Критика и эстетика. С. 226. Нам представляется, что данное суждение И. Киреевского вполне совпадает с его пониманием характера «верующего мышления», которое мы находим в его «Отрывках»: «…главный характер верующего мышления заключается в стремлении собрать все отдельные части души в одну силу, отыскать то внутреннее средоточие бытия, где разум и воля, и чувство, и совесть, и прекрасное, и и истинное, и желанное, и милосердное, и весь объем ума сливается в одно живое единство и таким образом восстанавливается существенная личность человека в ее первобытной неделимости» (Там же. С. 334). Это подтверждает наше предположение о том, что предназначение русского народа, с точки зрения Киреевского, – в просвещении, воспитании европейских народов в духе истинного христианства. Причем народ нисколько не озабочен своей просветительской эмиссией, он готов и сам учиться (и обучение ему, по мнению Киреевского, необходимо). Но все это нисколько не умаляет его главной, сущностной задачи, его предназначения. У исследователя невольно возникает соблазн провести параллель между двойственным характером задач народа (самому научиться и других научить) и самого Киреевского. Но это не соответствует взглядам самого Киреевского. Он выполняет свое предназначение – истолкователя народной мысли, высшего исторического и христианского предназначения России и русского народа.
Аксаков И.С. Поли. собр. соч.: В 7 т. М., 1886. Т. 2. С. 168.Следует признать, что в теории славянофилов связь между индивидуальным и коллективным народным сознанием почти не раскрыта. Индивидуальное сознание уже не опирается на традиционные ритуалы и «священные события». Однако роль веры в этой связи по-прежнему чрезвычайно велика. Причем эта вера определяется самим укладом жизни народа, не столько общими убеждениями, сколько общей эмоциональной и этической оценкой происходящего. Ср.: в статье «Девятнадцатый век» И. Киреевский пишет: «Наше время для одного поколения меняло характер свой уже несколько раз… Один век вмещал в себя людей разных поколений, разных убеждений… Взгляните на европейское общество нашего времени: не разноголосные мнения одного века найдете вы в нем, нет! Вы встретите отголоски нескольких веков, и не столько противные друг другу, сколько разнородные между собою, каждый будет иметь свою особенную физиономию во всех возможных обстоятельствах жизни… каждый явится перед нами отпечатком особого века…» (И. Киреевский. Критика и эстетика. С. 81).
