наизусть.
– Ты же о «Преступлении и наказании», там, на второй полке? – продолжает он. – Я собираюсь взять ее с собой на Эверест.
– О, Эверест! Как давно я там не бывал, – мечтательно тянет Кенни. – Черт возьми, не знаю даже, доведется ли мне еще ступить на его снега…
– Эверест – здесь вечная тема, – улыбается Ашим. – Я готов говорить об этом хоть каждый день. Вот что удивительно, когда стоишь у подножия огромной горы, единственная мысль, которая совершенно неожиданно тебя пронзает, это то, что горе откровенно наплевать, стоишь ты там или нет. Ты чувствуешь себя героем, пришел покорять вершину, и это все имеет огромное значение для тебя и окружающих. И тут нечто гораздо более значительное, чем ты сам, говорит тебе: «Пфф, и что?» И гора как-то даже лениво разрешает тебе подняться.
– А самое интересное, – подхватывает Кенни, – к недавнему, кстати, вопросу. Там, на горе, когда ты смотришь на тропу и понимаешь: fuck, если бы здесь оступился, то умер бы, – и близость смерти чувствуешь, и, как никогда, ощущаешь себя живым.
– Вы заметили, что люди приезжают в Непал по двум причинам: либо трекить, либо заниматься волонтерством. Здесь нет случайных туристов, заговорил наконец Люка, сидевший рядом со мной и промолчавший почти весь вечер.
С Люка, итальянцем, путешествовавшим уже второй год, я провела, наверное, больше времени, чем с остальными, – каждый вечер он рассказывал мне о своих приключениях в Австралии, дайвинге в Таиланде, сёрфинге в Индонезии, о мотопутешествии по Вьетнаму и Лаосу. В Непал он приехал как раз ради Эвереста, и это была его последняя стоянка перед возвращением домой.
– А сам ты здесь для чего? – спрашивает Ран.
– Как и остальные. – Люка рисует в воздухе треугольник. – Послезавтра отправляюсь в базовый лагерь.
– А вот, кстати, хороший вопрос. – Кенни выглядывает из-под своих затемненных очков. – Для чего вы все здесь? Для чего вы, черт подери, повылазили из своих теплых постелей, поувольнялись со своих работ и отправились черт-те куда? Что вы здесь нашли?
– Гармонию, – Фред жмет плечами, – какое-то внутреннее согласие.
– Опыт, – доносится из гамака.[20]
– Да сложно сказать, – отвечает Люка, – ты просто это чувствуешь. Когда после нескольких бессонных ночей на земле, месячного рациона из одного риса и нескольких лет вдали от дома ты попадешь в обычные условия, по-настоящему начинаешь ценить то малое, что имеешь.
– Люди, – раздается голос из дальнего угла. Я нашел вас. Где бы я ни путешествовал, я нахожу вас. А вместе с тем – и себя самого.
Из темноты выныривает Чи и садится рядом со мной.
Маленький гибкий китаец, который путешествовал по миру в поиске звука. В каждом месте Чи разучивал новые инструменты, как, например, фортепиано в Грузии, дудук в Армении и бансури в Индии.
В Непал он приехал как волонтер отстраивать разрушенные школы, а между тем брать уроки игры на мурали, непальской дудке.
– Сыграй нам,
За плечами Рана, мечтавшего открыть свою медитативную ферму на Шри-Ланке, был месяц спецкурса йоги и медитации, три месяца сельскохозяйственной программы и еще один – обучения строительству из бамбука. В Непале осваивать такие курсы дешевле, чем в остальных странах Азии.
