ограничен.
Конечно, мне не хотелось, чтобы кто-то услышал, как я тут вожусь, и задался вопросом, какой идиот долбит асфальт посреди ночи. Но лучше об этом не думать. Лучше думать о чем-то другом. О Долане. О сером седане «девиль».
О траектории падения.
Первым делом я разметил мелком размеры могилы, используя вычисления моего приятеля-математика и рулетку из набора инструментов. В результате на темном асфальте появился грубый белый прямоугольник шириной пять футов и длиной сорок два. Ближний конец расширялся, но в темноте это не походило на ту воронку, которую начертил мой друг. Скорее это напоминало раскрытую пасть на конце длинной голодной глотки. «Приятного аппетита», мысленно пожелал я ей, улыбаясь во тьме.
Я начертил еще двадцать поперечных линий, размечая полоски шириной по два фута, а потом провел длинную вертикальную черту точно посередине. Таким образом, у меня получилась решетка из сорока двух почти квадратов, два на два с половиной фута. Плюс еще один сегмент на конце, в форме лопаты. Всего, стало быть, сорок три.
Все. Закатав рукава, я запустил компрессор и приступил к первому квадрату.
Работа шла быстрее, чем я смел надеяться, но все-таки не так быстро, как мне бы хотелось – но так всегда и бывает, верно? Все пошло бы быстрее, если бы я мог воспользоваться специальным оборудованием, но всему свое время. Сначала нужно было снять покрытие, пробиться к открытому грунту. До полуночи я не закончил. И в три часа ночи – еще не закончил. А потом у меня сдох компрессор. Я это предусмотрел, и у меня был с собой шланг, чтобы перелить бензин из бака микроавтобуса. Я уже отвернул крышку бака, но резкий запах бензина меня отрезвил. Я закрутил крышку обратно, забрался в фургончик и улегся на пол в багажном отделении.
Все. На сегодня – все. Больше я не могу. Я работал в рукавицах, но все равно натер руки. Они покрылись огромными волдырями, причем некоторые уже прорвались и сочились жидкостью. Все тело словно продолжало вибрировать в ровном, ударном ритме отбойного молотка, руки гудели, как бешеные камертоны. Голова просто раскалывалась. Даже зубы болели. Спина вообще изводила меня: ее как будто набили битым стеклом.
Снято двадцать восемь квадратов.
Осталось четырнадцать.
И это только начало.
Нет, подумалось мне. Невозможно. Неосуществимо.
Опять это холодное прикосновение.
Да, дорогая. Да.
Звон в ушах немного утих; пару раз я даже услышал шум проезжавших машин… сначала он нарастал, а потом затихал вдали, когда автомобили сворачивали направо и направлялись в объезд зоны строительства.
Завтра суббота… нет, уже сегодня. Сегодня суббота. Долан едет в воскресенье. Времени нет.
Да, дорогая.
Взрыв разнес ее в клочья.
Мою любимую разнесло в клочья. Ее убили за то, что она рассказала полиции правду о том, что видела. За то, что она не испугалась, что она была смелой и принципиальной. Ее больше нет… а Долан живет, разъезжает
