она не за горами. И вправду, зачем теперь жить?
– Скажите, только честно, Андрей вам понравился? Да или нет? Только честно. Почему, почему молчите? А-а-а… Понимаю. Гуравицкий накинулся на вас. Так несправедливо. Простите, простите его, заклинаю. Не со зла, из-за любви. Сильно за меня перепугался. Ведь это немыслимо, встретить наконец свою единственную и сразу потерять.
Перед глазами Сергея Осиповича летали предметы, звучал рояль, пел баритон. Вероятно, он сходил с ума.
В лазурные очи твои
Всю пылкость, все страсти души
Так сильно они выражают,
Как слово не выразит их.
И сердце трепещет невольно
При виде тебя![5]
– Чу, слышите? – спросила Ксения, прижав палец к пухлым губам. – Это Гуравицкий. Поет в гостиной. Идемте, идемте же туда.
Пробежав по деревянной галерее, окружавшей гостиную по периметру, Ксения ступила на лестницу, но спускаться не стала, чтобы нечаянным скрипом не вспугнуть таинство, именуемое искусством.
Мэри аккомпанировала, а Гуравицкий пел, обращаясь к ней, и она подыгрывала ему не только пальцами, но и взглядом, изображая пылкую возлюбленную.
Люблю я смотреть на тебя,
Как много в улыбке отрады
И неги в движеньях твоих.
Напрасно хочу заглушить
Порывы душевных волнений
И сердце рассудком унять.
Не слушает сердце рассудка
При виде тебя!
Разруляев не смотрел на исполнителей. Его глаза были прикованы к Ксении, лицо которой лучилось счастьем.
«Все кончено», – снова и снова шептал он себе.
С противоположной стороны галереи на дуэт взирал Шелагуров. По его лицу ходили желваки. Неужели его старания оказались напрасны?
Александр Алексеевич не был взбалмошным сумасбродом, коим считала его Мэри. Просто он не верил в супружескую верность, на что имел веские основания: в молодости, как и остальные холостые офицеры, волочился за чужими женами, и все они были не прочь украсить седины супругов ветвистыми рогами.
Потому, решившись на брак, сделал все возможное, чтобы начисто исключить адюльтеры: увез Мэри из Петербурга, разорвал отношения с теми, кто внушал опасения, и строго-настрого запретил жене приглашать в имение друзей и родственников. Незамысловатые попытки супруги вернуться в Петербург его лишь веселили, а бешенство, в которое Мэри приходила после его отказов, лишь усиливало его страсть.
Подобно шекспировскому Петруччо, Шелагуров намеревался окоротить строптивицу. И в успехе не сомневался – когда пойдут дети, Мэри воленс-ноленс придется смириться с выпавшей ей участью.
Увы, Александр Алексеевич не знал, что еще в нежном возрасте будущей супруге попался в руки переводной «Лечебник», в котором она вычитала ценный совет, как избежать беременности – не подпускать к себе мужа с тринадцатого по пятнадцатый день с начала истечений. Мэри успешно ему следовала: в оные дни жаловалась
Слова П. Рын дина, музыка М. Глинки.
