это так просто? – наконец вымолвил он фразу. – Ну, любить, – уточнил, краснея, на вопросительный взгляд девушки.
– Согласна. Это не просто. Да я и сама такая была в десятом классе. А ты что стоишь в сторонке, поссорились или нет девушки?
– Нет. Девушки нет.
– Что так?
– Да вот так как-то.
Вадим не знал, как к ней обращаться. По имени отчеству? Нелепица какая-то. Но белые локоны и непринужденная манера девушки уже расковывали его зажатость. Он положил ладонь на ее теплую ладошку, лежащую на его плече, маленькие пальчики шевельнулись, и Вадим ощутил тонкий, сладкий укол с августовской ночи. Музыка томно лилась, завораживая, и слитые их фигуры еле шевелились в медленном танце. Уколы все пролетали по нервам, как падающие звезды, и вздрагивали пальцы Вадима, и испуганно отвечали пальцы девушки. Как же он хотел, чтобы музыка не кончалась долго-долго!
Взрыв быстрого ритма вывел их из оцепенения. Она подняла глаза, улыбнулась, легонько сжала его ладонь, – как бы, благодарила за что-то, и через минуту уже со смехом вела какой-то конкурс – была организатором этого вечера.
Опьяненный и ошарашенный от затихающей сладкой боли нежданных уколов, Вадим не заметил, как она пропала. Конкурсы уже вела другая ведущая, и Вадим понял – последний автобус. Накинув пальто, без шапки, он бросился в темень зимнего вечера, не зная и не представляя, зачем и куда, но с твердой решимостью уехать с ней. Улететь в ту августовскую ночь, откуда прилетела эта стрела ассоциаций.
Силуэт девушки был четко различим в свете фар приближающего автобуса. Вадим бежал, задыхаясь, и сердце билось где-то в горле, как в ту августовскую ночь, и небо сияло звездами, как тогда, но сейчас они не падали и даже не мерцали, оцепенев от холода. Вадим понял, что не успевает и вдруг с ужасом осознал, как смешон будет, если водитель возьмет и остановиться ему – бегущему. И что тогда он – простоволосый, без шапки, скажет ее удивленным глазам? А может восхищенным?
«Ох, юнец несчастный! Что ты возомнил себе? Она молодая, красивая женщина, а кто ты?!»
Вадим замер, когда автобус поглотил женскую фигуру. Свет в салоне погас, и в черных квадратах окон была могильная темень. Он не знал, видит ли девушка его – поникшего, без шапки. Хотелось, чтобы увидела, остановила автобус, выбежала, прошептала: «Глупенький мой!», поцеловала и… уехала. На большее фантазии Вадима не хватало.
Морозец остуживал голову, и проходил хмель от запаха августовского вина. Мертвенно-бледно сиял месяц. Мир оцепенел от холода, и не верилось уже Вадиму, что была совсем недавно стрела эта, – принесшая на острие взбудораживший сердце сигнал из прошлого. Он чувствовал, что не ранила его стрела, а всего лишь уколола, как бы проверила – не омертвел ли, жив ли?!
Он был жив и не омертвел, и теперь был благодарен этой взрослой девочке за тест. А еще благодарил кого-то – неведомого, за то, что не успел Вадим. Благодарил за пунктуальность неопоздавшего
