заметил на себе несколько недовольных взглядов. «Ах, слишком громко говорю? Да будь моя воля, я б сплясал вокруг теткиного гроба!»
Екатерина медленным, как бы через силу, движением подняла траурную вуаль, открыв неестественно бледное лицо в красных пятнах слез. И он заметил, как к ней обратилось несколько сочувственных, благодарных взглядов. «Дурачье! Ненавижу! Эльзе всегда было наплевать на вас! Так чего же вы плачете, как сирые дети с испугу?»
В смежной с траурным залом комнате Петр сказал, больно сжимая жене локоть:
– Вы должны быть мне благодарны, я увел вас из этого царства скорби.
– У людей горе, – холодно возразила Екатерина. – Его следует разделить.
«Лицемерка! Не ты ли пыталась покончить с собой после того, как августейшая стерва запретила тебе носить траур по собственному отцу. Ведь он не королевской крови! И ты не носила. А теперь плачешь?» Петр смотрел ей прямо в лицо.
– Наша мучительница скончалась, и никакие силы более не удерживают нас друг возле друга. Я надеюсь, вы рады?
Екатерина вспыхнула.
– Вам не кажется, что, отказавшись от законной супруги, вы можете оскорбить религиозные чувства своего народа?
– Нет, – ледяным тоном отрезал он. – А вам не кажется, что вы стараетесь быть более русской, чем сами русские?
Она молчала.
– Скажите, сударыня, – ядовито спросил Петр, – если бы судьба забросила вас к киргизам или алеутам, вы бы тоже мазали волосы салом и гадили под шкуру в чуме?
– Это все, что вы намеревались узнать? – Екатерина повернулась к двери. – В таком случае я вернусь к телу государыни и буду молиться. Кстати, – мстительная улыбка тронула краешки ее губ, – вы никогда не задумывались, о чем я молюсь?
– Зачем он сюда ходит? Лучше бы вовсе не являлся, – тихо шепнула маленькая княгиня Дашкова, дежурившая вместе с другими дамами у траурного катафалка.
Рядом с императором она заметила свою сестру, которая ласково поманила ее пальцем.
– Как твое здоровье, душенька? – Елизавета Воронцова обхватила талию княгини полной рукой. – Государь беспокоится о тебе. Идем отсюда, здесь скучно.
Дашкова инстинктивно отстранилась, но ее уже сменила у гроба другая дама, и она последовала за сестрой. Из смежных покоев доносились смех и веселые голоса. До бесстыдства ярко горели гроздья свечей, многократно отраженные в зеркалах.
Государь вел игру в кампи. Екатерину Романовну потрясло, что здесь, всего в двух шагах от тела покойной императрицы, люди пили, ели, хохотали, говорили дамам двусмысленности, жульничали за картами, и она в своем простом траурном платье нелепо смотрелась среди разодетой публики.
Воронцова держалась хозяйкой вечеринки и принимала от присутствующих странные поздравления. Несколько прусских генералов из голштинцев Петра Федоровича, как бы обмолвясь, пару раз назвали ее: «Ire Meiestat!» – Ваше
